Комната - стр. 25

Я кусаю одеяло – оно мягкое, словно серый хлеб у меня во рту.

– Ты хотела со мной расправиться? Это правда? – Его голос звучит уже тише. – Я уже говорил тебе однажды, что если ты…

– Я спала, – отвечает ему Ма приглушенным тоненьким голоском. – Смотри, смотри – это дурацкий джип свалился с полки.

Джип совсем не дурацкий.

– Извини, – говорит Ма, – извини, надо было поставить его в другое место, тогда бы он не упал. Мне и вправду очень, очень…

– Ладно, успокойся.

– Давай включим свет…

– Нет, – отвечает Старый Ник. – С меня довольно.

Никто ничего не говорит. Я считаю – один бегемот, два бегемота, три бегемота…

Бип-бип, это дверь открывается, а потом захлопывается – бум. Он ушел. Лампа гаснет. Я ощупываю пол у шкафа в поисках дисташки и обнаруживаю ужасную вещь. Ее антенна стала короткой и острой, – наверное, она сломалась.

– Ма, – шепчу я.

Нет ответа.

– Дисташка сломалась.

– Спи. – У нее такой хриплый и пугающий голос, что мне показалось, будто это не она.

Я пять раз пересчитываю свои зубы; у меня всякий раз получается двадцать, но я делаю это снова и снова. Ни один из зубов не болит, но, может быть, заболит, когда мне будет шесть.

Я, наверное, все-таки уснул, потому что вдруг снова просыпаюсь. Я лежу в шкафу, в комнате темно. Ма еще не забрала меня к себе в кровать. Почему? Я открываю дверцы и прислушиваюсь к ее дыханию. Она еще спит; она же не могла сойти с ума во сне?

Я забираюсь под одеяло. Я лежу рядом с Ма, не касаясь ее. От нее исходит жаркое тепло.

Утром, поедая подушечки, я замечаю на шее у Ма темные пятна.

– У тебя на шее грязь.

Ма в это время пьет воду, и, когда она глотает, ее кожа двигается.

Но ведь это совсем не грязь, думаю я. Я зачерпываю подушечки, но они слишком горячие, и я выплевываю их обратно в оплавленную ложку. Мне кажется, это Старый Ник оставил на ее шее следы. Я хочу что-то сказать, но у меня не получается. Я делаю еще одну попытку.

– Извини, это из-за меня джип свалился ночью с полки.

Я встаю со стула, и Ма обнимает меня.

– Чего ты хотел этим добиться? – спрашивает она. Голос у нее по-прежнему хриплый.

– Показать ему.

– Что?

– Я был, я был, я был…

– Все хорошо, Джек. Успокойся.

– Но дисташка сломалась, и вы все на меня злитесь.

– Послушай, – говорит Ма. – Мне совершенно безразличен твой джип.

Я удивленно мигаю:

– Это был подарок.

– Я сержусь из-за того, – ее голос становится все более громким и скрипучим, – что ты его разбудил.

– Кого – джипа?

– Нет, Старого Ника. – Она так громко произносит это имя, что я вздрагиваю. – Ты его напугал.

– Он испугался меня?

– Он не знал, что это сделал ты, – говорит Ма. – Он подумал, что я решила его убить, сбросив тяжелый предмет на голову.

Я зажимаю рот и нос, но мой смех все равно просачивается наружу.

– Здесь нет ничего смешного.

Я снова смотрю на ее шею, на следы, оставленные на ней пальцами Старого Ника, и больше уже не смеюсь.

Подушечки все еще слишком горячие, и мы ложимся в постель и крепко прижимаемся друг к другу.

Сегодня утром показывают мультфильм про Дору. Ура! Она плывет на лодке, которая вот-вот столкнется с большим кораблем. Мы должны махать руками и кричать: «Смотри, корабль!» – но мама не кричит. Корабли существуют только в телевизоре. Леса тоже существуют только в телевизоре, и еще джунгли, пустыни, улицы, небоскребы и машины. Животные – в телевизоре, за исключением муравьев, паука и мышонка, но от нас ушел. Микробы настоящие, и кровь тоже. Мальчики в телевизоре – настоящие, но они похожи на меня, на того, который отражается в зеркале. Этот мальчик тоже ненастоящий, он всего лишь картинка. Иногда я развязываю свой хвост, и волосы падают мне на спину, плечи и лицо, и я высовываю язык, а потом выскакиваю из волос и кричу