Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России - стр. 31
Пресса и телевидение поддерживали Бакатина, о нем доброжелательно писали и говорили. В лагере Ельцина за ним ревниво следили. Обижались на то, что он посмел конкурировать с Борисом Николаевичем. А после подсчета голосов выяснилось, что из всех кандидатов Бакатин собрал наименьшее количество голосов – всего 3,42 процента.
Специалисты считают, что на выборах Вадим Викторович наделал много ошибок. Отказался от помощи профессионалов, которые занимались имиджем политиков. Запретил выпускать пропагандистские листовки и плакаты. Неудачно выступал, речи у него получались слишком длинными и академичными.
Одни избиратели, глядя на послужной список кандидата, воспринимали его как партаппаратчика, хотя по сути он им и не был. Другим Бакатин казался нерешительным человеком с расплывчатой программой. Кандидатом в вице-президенты он предложил Рамазана Хаджимуратовича Абдулатипова, отнюдь не у всех вызывавшего симпатию.
Олег Максимович Попцов, первый руководитель российского телевидения, считал, что сам Бакатин вел предвыборную кампанию вяло. Но его главная проблема состояла в том, что те люди, которые в принципе симпатизировали Бакатину, голосовали за Ельцина. А противники Ельцина, естественно, не хотели поддерживать Бакатина.
На выборах 12 июня Ельцин собрал 57,35 процента голосов.
Теперь Борис Николаевич еще увереннее отстаивал свою точку зрения.
Когда Горбачев попросил у Верховного Совета СССР дополнительных полномочий, потому что власти никто не подчиняется, Ельцин резко возразил:
– Такого объема законодательно оформленной власти не имели ни Сталин, ни Брежнев. Крайне опасно, что президентская власть у нас формируется под личные качества и гарантии конкретного человека. Фактически центр стремится конституционно оформить неограниченный авторитарный режим.
Через несколько лет сходные обвинения Борис Николаевич услышит в свой адрес. И тогда и потом эти обвинения были чистой демагогией – ни Горбачев, ни Ельцин диктаторами не стали. Угроза исходила совсем с другой стороны. Ее можно было ощутить.
17 июня 1991 года на сессии Верховного Совета СССР выступил маршал Сергей Ахромеев, недавний начальник Генштаба, которого Горбачев сделал своим советником:
– Наша страна насильственно, вопреки воле народов, выраженной на референдуме 17 марта сего года, расчленяется. Некоторые руководители республик, и в первую очередь Ельцин Борис Николаевич, на словах выступают за Союз, а на деле разрывают его на части. СССР распадается. И высшие органы власти или не хотят, или не могут предотвратить гибель нашего Отечества. В такой опасной обстановке наша страна находилась только в 1941–1945 годах. Но тогда Сталин сказал народу правду о нависшей смертельной опасности, и общими усилиями народа под руководством КПСС угроза гибели Отечества была преодолена. Президент СССР в настоящей обстановке бездействует, а Верховный Совет позволяет ему бездействовать, не желая замечать всего, что происходит вокруг.
Никогда раньше маршал, привыкший к военной дисциплине, не позволял себе критиковать Верховного главнокомандующего. Это был сигнал. До путча оставалось два месяца.
17 июня и председатель КГБ Крючков выступил на закрытом заседании Верховного Совета с пугающей речью.
Геннадий Бурбулис:
– Практически весь девяносто первый год был заряжен темой чрезвычайщины. Крючков официально с трибуны Верховного Совета говорил, как опасна эта говорливая демократизация. Они до последнего не понимали природу многосоттысячных митингов. Кому это дозволено? А почему мы на это спокойно смотрим? У них была какая-то, я бы сказал, экзистенциальная травма в восприятии событий тех месяцев.