Комиссар, часть 2. Орудия войны - стр. 18

– Увы, пока нет, – ответил Щербатов.

Золото из казны Империи было изъято по распоряжению ПетроЧК перед освобождением Петрограда и с тех пор как в воду кануло. Большевики подложили свинью напоследок, оставив Новый порядок без значительной части золотого запаса. И если золото до сих пор где-то у них припрятано, один Бог знает, как они им распорядятся. ОГП арестовала и допросила с применением особых средств уже десятки бывших чекистов, но про судьбу казны никто из них ничего не знал. Не всех удавалось взять живьем, некоторые успевали застрелиться перед арестом. Они, вероятно, знали что-то, но эти знания умирали вместе с ними.

– А если мы просто откажемся платить по долговым обязательствам, то попадем под международные санкции, – Михайлов любил повторять общеизвестные вещи, водился за ним такой грех. – Санкции мигом убьют всякую надежду на развитие экономики. Промышленность полностью зависит от поставок оборудования из-за рубежа. Долг платежом красен – боюсь, наш любитель поговорок эту уже выучил.

– Аппетиты Реньо растут не по дням, а по часам, – согласился Щербатов. – Мало ему того, что все торговые операции “Улисса” для нас полностью непрозрачны. Вы знаете, что они продают, кому? Вот и я не знаю. Так на днях он еще подал в ОГП прошение о предоставлении всем служащим “Улисса” и их семьям дипломатического, по существу, иммунитета. Даже российским гражданам.

– И как, вы удовлетворили это прошение?

– Пока нет. Но чем ближе конец очередной отсрочки долговых выплат, тем весомее его аргументы… Пожалуй, подобных господ спокойнее числить во врагах, чем в союзниках. Потому что свои интересы они преследуют в любом случае, но в качестве врагов делают это хотя бы открыто.

– Ничего. Бог не выдаст – свинья не съест… Видите, я пообщался с Реньо и сам заговорил идиомами. Вот завершим очищение страны от красной мрази…

– Я прошу вас не употреблять в моем доме подобных выражений, – резко сказала Вера.

– Примите мои извинения, – Михайлов чуть смешался. – Не считал эти слова чем-то неприемлемым в обществе… в газетах так пишут. Но раз вы находите их слишком грубыми, я стану лучше следить за языком. Не предполагал, однако, в женщине, служащей в ОГП, подобной чувствительности.

– Дело не в чувствительности и не в грубости выражения, – ответила Вера. – Дело в том, что подобные слова заставляют забывать, что наши враги – такие же люди, как и мы.

– Потому что так проще уничтожать их, – пожал плечами Михайлов.

– Проще, – согласилась Вера. – Но никто не обещал нам, что будет просто. Да, мы вынуждены убить сотни тысяч людей – коммунистов и тех, кто поддерживал их. Миллионы, возможно. Потому что иначе не установить мир. Но если мы забудем о том, что они – люди в первую очередь, мир, который мы построим на их костях, окажется страшнее самой лютой войны.

Щербатов не в первый раз наблюдал подобные дискуссии. Вера как рыба в воде чувствовала себя в любом обществе, но парадоксальным образом всегда была удивительно независима в суждениях. Большинству людей проще не только делать, но и думать то же, что и окружающие. Вера же обо всем составляла собственное мнение. Это было присуще ей с детства. Зачем учить мертвые языки, когда мы не понимаем и половины наречий, на которых говорят в нашей стране? Почему высшее счастье для женщины – любовь, семья и дети? И вот теперь: мы не имеем права расчеловечивать тех, кого уничтожаем.