Комета Магницкого. Полное собрание - стр. 11
– Ты меня достал, – объявил Гена, безжизненно валяясь на покрывале, – ну сколько можно пускать сюда всяких разных – заразных?
– Ген, Забава человек здоровый, кровь с молоком…
– Если смешать кровь с молоком и выпить данный раствор, то к тринадцатому метру длинной кишки из него получится трупный яд, – с псевдонаучным цинизмом констатировал сосед, – попрошу более парочек в комнату ни под каким видом не пускать. Ни больных, ни здоровых, ни дальних родственников, ни близких подруг. А то просто дом терпимости какой-то. Причём терпеть приходится исключительно моей несчастной тахте.
– Всё, Ген, я тебя уверяю, скоро твои треволнения окончатся. Мне дают квартиру.
Борцов только хмыкнул.
– Не веришь? Правда. Швамбранскому – трёхкомнатную, его двухкомнатную – Кохману, а на однокомнатные – я первый на очереди, так что буду жить в сталинке Кохмана.
– Поздравляю! И представляю, какой бордель твои друзья устроят по такому поводу в однокомнатной сталинке! Генералиссимус три раза перевернётся под Красной площадью, вся брусчатка к чёрту!
– Зато ты останешься один, в тишине и покое, представь, какое истовое блаженство чистоты и целомудрия развернётся на данных десяти квадратных метрах!
– Нет, едва ли что выйдет, ты жизни семейной ещё не нюхал, – продолжал сомневаться Борцов, – а я разведён, потому знаю. У меня вообще была двухкомнатная квартира, жене оставил. Дурак. А впрочем, если дадут, ты молчи, никому ничего не рассказывай, направо-налево не ори. Понял? Будешь много болтать – спугнёшь удачу. В таком деле главное держать язык за зубами, чтобы комендант не узнала, что ты съехал.
– Подари ей коробку конфет, заплати пятьдесят рублей, и будешь жить один.
– Чтобы я взятки давал? – удивился Борцов. – Какой-то дуре? Да ни в жизнь! Пусть меня лучше акула проглотит!
Какая акула? Где её взять сейчас? Ох, и любит сосед Гена бросаться красными словесами на ветер.
Чёрт вбросил Черкизова в армовскую комнатку внезапно, не иначе тащил уже на тот свет за шиворот, но напоследок дал задание ещё людям напакостить, и заодно побороться за моральный облик одной из своих молодых специалисток. Магницкий с Ларисой как раз стояли возле любимого автоматизированного рабочего стола, обнявшись в зашторенной тенистой тишине и благодати – то ли одну минутку, то ли все двадцать в полном беспамятстве. Согнув гибкую шею и сверкая тёмным зрачком, Пума примостилась родной щёчкой на белой рубашке с расстёгнутым воротником, без галстука. Его руки обнимали тонкую трепетную талию, благодаря которой остальное тело казалось невесомей воздуха, ускользало от понимания, так бы поднял и нёс, и нёс, чтоб прочувствовать по-настоящему, какая она есть на самом деле.
Реакция на появление третьих лиц произошла самая что ни на есть глупая: он таки поднял её за талию, как хотелось, поднял и отбросил в сторону, да так лихо, что та фигуристкой улетела аж к дисководу. От возмущения Пума чуть не взорвалась, глаза полыхнули, но, увидев непосредственное начальство, мигом заняла рабочее место. Перед тем покачав осуждающе головой. Ещё бы. Черкизов тоже покачал головой. Сконфуженный Магницкий остался стоять живым памятником идиоту.
– А, вот ты где, – как ни в чём не бывало сказал завсектором, – пойдём-ка, выйдем на пару минут. У меня к тебе дело громадной государственной важности имеется – по благоустройству городского кладбища.