Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется... - стр. 31
— Ой, Олесия, у меня ведь для тебя подарок, — всплеснула руками чернобровая нимфа. — На новый год. Чуть запоздалый, но это неважно, наверное.
Показалось ли Соне, или в Катиных темных глазах натурально мелькнул какой-то хищный и недобрый совсем огонек?
Что ж, она всегда подозревала, что дочь маминой подруги имеет на Бориса планы, что ни на есть самые матримониальные. А к Олесе, видимо, Катя подмазывается, как к будущей падчерице?
Как же смешно это все… Смотрелось, как самый бездарный спектакль. Но к счастью, Соня теперь на нем чувствовала себя только зрителем.
Все! Флаг ей в руки и барабан на шею, и пусть забирает Борюсика.
Из пакета была торжественно извлечена большая фарфоровая кукла, странно похожая на саму Катю-дарительницу: черные кудри, черные же глаза, алые улыбающиеся губы. И платье — роскошное, бархатное, в пене белых кружев.
Чудо, а не кукла, Соня оценила. Но умница-Леся кукол никогда не любила, и ее злорадная мать предвкушала детскую реакцию очень далекую от восторга.
Но она снова ошиблась.
— Ой, какая она красивая! — защебетала Леся. — Словно живая! Я назову ее Катя, в честь вас.
Екатерина польщенно улыбнулась, Альбина Виленовна умиленно сложила ручки на плоской груди, Борис внимательно и благодарно поглядел на Катю, кажется, оценив не только ее щедрость, но и глубокий разрез черного шелкового платья, выгодно подчеркнувший и крутость бедра, и стройность ног.
Пусть оценивает. Может, найдет себе новый объект для настойчивых воздыханий.
А дальше все было ужасно уныло и даже тоскливо. Традиционно, короче.
Пили красное вино (кислятина жуткая), восхваляли виновницу торжества, ковырялись в белесых майонезных салатах, обсуждали нынешних выпускников ВУЗа (Соню вспоминали добрым словом, Лесе прочили в будущем губернаторскую стипендию). Борис трогательно и навязчиво ухаживал за “женой”, раздражая своими порывами сразу трех женщин.
Единственной светлой нотой на этом вечере был торт, и в самом деле великолепный, нежный и с натуральными ягодами.
— Только не надо нас провожать, я вызову такси, — гневно прошипела Соня, не сумев увернуться от рук бывшего мужа, накинувших ей на плечи куртку. — Довольно вранья и притворства!
— Я не доверю свою женщину и дочь незнакомому мужику, — в ответ зло шепнул мужчина. — Мало ли какие маньяки ездят. Да и тебе, моя дорогая, доверия мало.
— По-твоему, я вешаюсь на всех без разбора?
— Ну, видимо. Учитывая, сколько набросков голых тел я видел…
— Это всего лишь искусство! Как оно связано с моей нравственностью?
— Прямо связано, Софья. Ты на них смотрела. Признайся, тебе это нравилось — глазеть на обнаженных мужиков?
— Очень нравилось, Кошкин, — устало ответила Соня, подхватывая руку дочери. — И развелась я с тобой для того, чтобы заниматься этим как можно чаще. Все, прощай, мы дойдем сами. Иди вон… Катю проводи до дома. Ей на другой конец города.
— Мне наплевать на Катю, а на вас с Лесей нет. Садись в машину, Софья, и прекрати эту истерику!
Никакой истерики у Сони не было, во всяком случае, пока. А вот Борис уже опасно повышал голос, и вышедшие вместе с ними из подъезда друзья Альбины Виленовны уже начинали оглядываться.
Пришлось садиться в машину, проигнорировав нагло открытую пассажирскую дверь на переднем сидении, усаживаясь на максимально возможное от водителя расстояние.