Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется... - стр. 28
Соня тяжко вздохнула. Ох, и хорошо она знала своего бывшего мужа! Теперь начнется!
— Софья, когда я позволил тебе оставить Олесю с тобой, я рассчитывал, что ты будешь о ней заботиться, как нормальная мать.
— Я забочусь.
— Я вижу. Дома я вижу бардак, нормальной еды тоже нет, Олеся явно голодная.
— Она не голодная. И теперь это — не твое дело.
Но Бориса было уже не остановить.
— Софья, ты посмотри на себя. Ты же сама как ребенок. Маленький ребенок. Какие-то рисуночки эти дурацкие, какие-то виртуальные друзья. Ничего не умеешь и даже не пытаешься.
— Борь, иди в задницу. Ты мне не муж, нотации твои мне не нужны.
— Так, дорогая. Нормально жить, как я понимаю, ты не хочешь. Вот возьму и заберу у тебя дочь, чтобы ты подумала хорошенько о своем поведении.
— Нет! — вскинулась Соня. — Не посмеешь!
— Да. Я отец, я имею право. Ты — никудышная мать. Дома сидишь, а ребенка даже покормить нормально не можешь, я уж молчу про воспитание.
— Как будто ты можешь, — бросила Соня зло. — Дома только по ночам бывал, даже в выходные работал. Ни разу с Лесей не гулял даже. Когда я болела — ее мои родители забирали!
— Я работаю, рыбка моя. Чтобы вас содержать. Чтобы ты могла в кафе еду заказывать и ногти себе делать. И по санаториям кататься.
— Санаторий мои родители оплатили!
— Конечно. Только на такое дерьмо им денег и хватило. Вот чего тебе не хватало, Софья? Секса? Денег? Свободы? Неужели так сложно было мыть полы и готовить мужу ужин?
— Я мыла и готовила.
— Раз в неделю.
— Сколько успевала.
— Я знаю, что не удовлетворял тебя в постели, — Борис сокрушенно покачал головой. — Надо было просто сказать, а не бегать по мужикам!
— Я не бегала!
— Ну да, конечно. Я видел твои рисуночки. Голые мужики, голые женщины… бездарность и пошлятина.
— На эту тему мы уже разговаривали, — устало ответила Соня. — Для выставки были подготовлены совсем другие картины.
— Ты можешь все вернуть обратно, Софи. Я все еще тебя люблю. Устроишься на нормальную работу, начнешь прибираться, займешься ребенком. Просто попроси прощения за все.
— За что за все? — Соня изо всех сил сдерживала слезы свои накопившиеся, стремительно перерастающие во внутреннюю истерику.
— За чужих мужиков и развод, дорогая. Я даже разрешу тебе рисовать…
— Пошел вон отсюда! — сорвалась, наконец. А и так молодец, очень долго держалась. — Заткнись и проваливай! Вон! Видеть тебя не могу!
— Из моей же квартиры выгоняешь? — прищурился совершенно спокойно Борис. — Ну-ну. Я-то уйду. А ты подумай над своим поведением… пару дней. Олеся, значит, пока со мной побудет.
— Слушай, Кошкин, если ты пришел, чтобы со мной поругаться…
Он вдруг остановился и замолчал, с сокрушенным видом качая головой.
— А ты ведь права, родная. Вот до чего ты меня довела. Я совсем забыл. Значит, у мамы завтра юбилей, я заеду за вами с Лесей в пять.
— Ты с ума сошел? Думаешь, после всего, что ты мне наговорил, я пойду к твоей матери?
— Пойдешь, милая. Иначе я… Подам в суд на опеку над дочерью. Как думаешь, кто его выиграет? И как быстро? Ты бы головой своей думала, прежде чем дергаться, дорогая. Я вообще как бы все еще вас содержу.
***
Соня на дух не выносила свою высокоинтеллектуальную и очень воспитанную свекровь. Та отвечала невестке полнейшей взаимностью. Ну еще бы — родители Сони аристократическими происхождениями не блистали: отец — таксист, а мама — учитель математики в школе. Не академики, не большие начальники, даже не москвичи в "не помню каком" поколении.