Колыбель Колдуньи - стр. 10
– Ой, барыня, матушка! Ой, убили! – резкий вопль вывел Альку из оцепенения. Она обернулась. По широкой деревенской улице шел мужчина, лет тридцати пяти. Высокого роста, атлетически сложенный, длинные темные, кудрявые волосы спадали на плечи. На руках он нес безжизненное тело женщины. Её тяжелые, светлые косы, волочились по земле, платье было в крови. Мужчина подошел и, уложив бережно тело женщины на землю перед Алькой, прошептал:
– Барыня…вот…убили мою Настасью…
Алька подняла глаза. В паре метров от них стояла плотная толпа крестьян. Лица их не выражали ничего хорошего. Один из мужиков, стянув шапку с головы, шагнул вперед:
– Барыня, матушка! Душегуб – он! Он свою жену сгубил, больше некому! Вот и нож мы у него нашли! – Он развернул тряпицу, из нее выпал окровавленный нож. Альке стало дурно. Земля качнулась под ногами. Словно в бреду со всех сторон посыпались голоса, сливаясь в один рокочущий, визжащий хор:
– Он убийца, матушка! Он!
– Он жену свою зарезал!
– Лаялись, как собаки всю жизнь!
– Детей она ему родить не могла, вот и порешил он её!
– Он давеча кричал на всю деревню, что убьет, вот и убил…
– Да он во хмелю сам не знает, что творит!
– Душегуб!
– Не ладили они всю жизнь…
Толпа опутала мужчину веревками, он даже не пытался сопротивляться, словно под гипнозом шел, куда его толкали. Бабы вцеплялись в темную гриву волос и вырывали оттуда клочья, деревенские пацаны кидали в него камни, какой-то мужичонка выкрутил ему запястье и вогнал под ногти иглу. Мужчина застонал. Толпа взревела и понесла его мимо Альки, крестьяне били в печные заслонки, тазы, сковороды, волоча его по улице.
– К реке потащили, – седоватый лакей покачал головой, – утопят как котенка.
– Что значит утопят?!
– Так ведь знают, барыня, что вы под суд отдадите, в тюрьму, в город, а там, пока суд да следствие, а то и выпустят, а им надо чтоб, сразу и сейчас. А не то не успокоятся, покуда либо в избе не спалят, либо не поймают, где потемней, и забьют насмерть. Батюшка ваш такие неприятности враз разрешал…
– Стоять! – Алька заорала, что было сил. Потухший взгляд «душегуба» почему-то все время был у нее перед глазами. Дворня озадачено глядела на неё. – Стоять я сказала! Никому его не трогать!
– Прикажете в «темную»? – Лакей услужливо поклонился и кивком отправил за связанным стоящих рядом дворовых.
Алька хватала ртом воздух, голова шла кругом, она подняла взгляд к небу, облака кружились в какой-то дикой пляске…. Она почему-то вдруг вспомнила о Даньке и вдруг поймала себя на мысли, что не помнит, как выглядит её муж. Совсем не помнит. Помнит, что он у неё есть, что она здесь не по-настоящему, а как выглядит Данька? Эх! Был бы здесь Данька… – дальше она ничего не помнила.
***
Я стоял перед огромным, старинным, чуть пыльным зеркалом и вертел в руках большущие ножницы. В целом мое отражение нисколько меня не смущало, однако вот длинные черные кудри… короткая стрижка мне была больше по душе. Я вытянул длинный, вьющийся локон. Ножницы лязгнули и прядь за прядью, мои виртуальные кудри оказались на полу. Вот теперь я был похож на прежнего себя.
– Что ж вы натворили! Батюшка! – растерянный Анисим смотрел на меня с горечью, – барыня так любила Ваши кудри!
– Барыня?! – Я хохотнул, – думаю, она одобрит мою прическу. Кстати! Вели заложить лошадей! Пора бы и помириться с барыней! Неделя прошла, а я еще ей на глаза не показывался.