Колорады - стр. 9
– Никакой я не герой. А кольцо обратно положите.
Бабушка не сдавалась в попытке всучить мне ювелирную ценность.
– Не откажите. Помогите. Может, удастся бутылочку еще какую да деду цигарку. Там, на рынке, поштучно, слышала, отпускают.
– Я кольцо ваше не возьму, как ни просите, баба Надя, – наотрез отказался я. – Кролика и так постараюсь найти, сигареты и спиртное точно найду. А вот кролика постараюсь, но не обещаю.
И тут вошла она.
– Здравствуйте…
– Кристька, налетай, тут твоя плитка! – показал Митяй разделанный на фольге шоколад.
Разговаривали сперва ни о чем. Потом Митяй сказал ей, что именно я арестовал пристававшего к ней гопника и что обещал отца их домой вернуть. Я не стал опровергать, но и не подтвердил. Она смотрела на меня своими огромными зелеными глазами, иногда одаривая улыбкой, источающей свет и какое-то неповторимое тепло. Я любовался снизошедшей с небес красотой, наполнившей незамысловатый старческий интерьер всеми красками радуги.
Мы обмолвились парой фраз друг с другом, но больше смотрели. И слушали бабу Надю.
Она вдруг сделала неожиданный вывод:
– А вы подходите друг другу. Отец бы ваш, Сергей Адамович, одобрил. Унисон чувствует любой дирижер. А он виртуоз. Даже на виолончели может. С листа читает Шуберта и Вивальди.
Крайнюю фразу, что отпечаталась в сознании, произнес Митяй. Кстати, неутомимая баба Надя оценила подростка как неисправимого балбеса за то, что он при таком замечательном отце не освоил из-за лени своей так необходимое образованному юноше сольфеджио.
Митяй спросил:
– Ты куда? Отца нашего обменивать?
Не помню, как я вышел с этого чаепития с интеллигентной престарелой парой, невероятной девушкой Кристиной и непоседой Митяем. Сработала рация. Назвали мой позывной. Крым! Вот я и попрощался с хорошей компанией.
В голове был теперь ее образ, ее горящие глаза, ее улыбка, ее ямочки на щеках, ее длинная шея, ее темная коса и мушка над губой.
Кольцо бабы Нади, уложенное мне тайком, я обнаружил в кармане уже на подступах к самой горячей точке после псевдоперемирия. Со всех сторон наши палили по старому терминалу аэропорта. Оттуда летела «обратка». Наводчики подожгли из «подствольника» старый «Рено» для ориентира.
Канонада не стихала. Мы подбирались к ближнему сектору обстрела, неся на себе миномет, гранатометы «Мухи» и ящик с патронами для АК47. На втором этаже девятиэтажки, пока бежали вверх по лестнице, встретили нестарую женщину в платке и потертом розовом пальто. Спросили, чего она здесь, чего не эвакуировалась. А она в ответ:
– Я свое отбоялась, милок! Идите, куда хотите, а я отсюда ни ногой. Разве что в могилу.
– Подвал тут хотя бы есть? – спросил я. В ответ тишина. – Уведи мамашу от греха подальше!
Паренек из расчета взял было женщину за локоть, но она резко отдернула, прошипела что-то и шмыгнула в свою квартирку…
«Да… – подумалось мне. – Сам черт ногу сломит, когда начнет уговаривать наших баб выжить». Времени на уговоры упертой мадам не было, надо было закрепиться на самой выгодной точке и выполнять приказ.
Мы прикрывали бойцов с шевронами «Спарта», которые штурмовали терминал, используя передвижную технику, и лучшая точка для выполнения этой задачи находилась на крыше жилого дома. Война и сострадание – самый нелепый альянс…
«Укропы» деблокировали котел и отправили к обороняющимся «вийсковым» механизированную колонну из танков и «Нонн». Моим двум расчетам, засевшим на крыше полуразрушенного жилого дома, была поставлена задача утюжить квадрат, где предположительно засели украинская аэромобильная часть и правосеки. С собой у нас было кассет пять по четыре мины в каждой. Информация о присутствии иностранных спецов в аэропорту пока не подтвердилась, но теперь казалась все правдоподобнее. Разглядеть что-то даже в бинокль не представлялось возможным.