Размер шрифта
-
+
Колкая малина. Книга вторая - стр. 4
И ничего на исправление не прислало.
Уличный фонарь, как нимб без головы,
Буквы разгоняет по листу.
Никто не скорректирует собственной судьбы,
Зубами зацепившись на краю.
Она была когда-то наважденьем,
Заслонившим весь реальный мир,
А выгодно уйдя, осталась сновиденьем,
Но время, как известно, – лечебный эликсир.
Лишь узенькую щель заря нарисовала,
Петухи гребнями начали трясти.
Память – это книга без конца и без начала,
В ней многих можно не узнать и много не найти.
Не было руки, которая писала,
Потому и нечего было целовать.
Она письмо на принтере набрала,
Боясь, что её могут опознать.
Хандра
Чем тебе не повод до судорог напиться,
Когда всё кругом становится хандрой?
Но как-то получилось удивиться,
Что осень тоже водку пьёт со мной.
Она вилкой ковырялась в жареной картошке
И была настроена молчать;
Дождь пиликал на губной гармошке,
И мне хотелось ей вопрос задать.
Она пила и никого не замечала,
А в щель дверей сочились холода.
Она даты календарные сверяла,
Понимая, что увянет к началу декабря.
Паутинки лета сбились по углам,
Их уже не ловят тёплыми руками.
И, отставив рюмку, от нас ушла мадам,
Полыхнув по полу сквозняками.
Я рад, что воздержался от вопроса,
Похоже, будет ранняя зима.
С природы не бывает никакого спроса,
А у хандры одни лишь блёклые цвета.
В следующем году будем осень ждать,
Для неё всё лучшее закажем,
Будем её щедро поить и угощать,
И свои грустные истории расскажем.
Хоть куда-нибудь
По любой дороге, хоть куда-нибудь
Возьми меня в попутчики, шофёр.
Мне себя сегодня не в чем упрекнуть,
Потому не нужен ни суд, ни прокурор.
Может, будет ночью трудная дорога,
И свет от фар сыграет струнами дождя.
По грязи за мной бегут измена и тревога,
А я пытаюсь скрыться от себя.
Может быть, моя дорога – в никуда,
И там не будет ни тепла и ни приюта,
Но только бы предателей не слышать голоса,
Тех, которым честь – разменная валюта.
Возьми меня в попутчики, шофёр,
Мы будем вместе колотиться на ухабах,
И дежурный обязательно затеем разговор,
Может о политике, а можно и о бабах.
Будем говорить, а думать о своём,
А он ещё при этом станет напевать.
Его, наверное, ждут за ночным дождём,
А я от нажитого стараюсь убежать.
Дорога в хоть куда короткой не бывает,
Может так случится, что пройдут года,
Но если прошлое хоть как-то защищает,
Значит, не погасла ещё моя звезда.
Хлеб
В русском доме ссоры и разлад,
Если хлеба не поставили на стол.
Его сейчас на подоконники тулят
Как никому ненужный пищевой прикол.
Для хлеба всегда места не хватает,
И от него откажутся, чтобы не толстеть.
Там уже давно никто не понимает,
О чём на самом деле надо сожалеть.
Не помнят люди кислый запах голода
И четвертухи с лебедой в трясущихся руках.
Они уже забыли, что дороже золота,
Не поняв откровения о пяти хлебах.
И проросла внутри, как ядовитый плющ,
Греховная гордыня и вера в самовластие.
Человек забыл, кто справедлив и всемогущ,
Чем отвратил себя от таинства причастия.
Кто вымазан в дерьме атеистического срама,
Тем Крест – не указатель общего пути.
Все они – не от библейского Адама,
А порождение кромешной темноты.
Весна не может быть всегда в плену,
Мне преломили каравай былинный.
Я, может быть, не правильно скажу,
Но пытаюсь жить не хлебушком единым.
Честно
Сегодня День рождения у отца,
Его время уже очень вдалеке.
Я еле помню черты его лица,
Для меня они как блики на стекле.
Страница 4