Колизион. Купол изгнанных - стр. 32
Машина остановилась прямо посреди дороги; по обеим сторонам ее стискивали высокие стены деревьев, голые сучковатые ветви туго переплетались с хвойными лапами, образуя плотный коридор. Верхушки сосен смыкались над ним навесом, под которым царили еще более глубокие сумерки.
Фьор заглушил мотор и вышел из салона. Вокруг царила неестественная тишина – ни шороха опавших листьев, ни треснувшего сучка, ни шелеста ветвей под порывами ветра. Под сводом голых ветвей и крон сосен асфальтовая дорога казалась чужеродным творением, насильственно проложенным через глухую, нетронутую чащу.
Фаерщик невольно поежился от неуютного чувства, которое возникло у него от этого мертвенно-тихого леса. Как и у многих городских жителей, контакт Фьора с природой ограничивался прогулками по муниципальным паркам и скверам, разбитым среди бетонных высоток и лент пропахших бензином магистралей. Редкие пикники за городом и купание в речке – вот весь его опыт наедине с дикой природой.
Разумеется, с тех пор как Фьор попал в «Колизион», за их бесконечные поездки он более чем насмотрелся на леса, холмы и поля, но видеть пейзажи из окна – не то же самое, что оказаться один на один с этими самыми лесами, полями и холмами. Да, цирк постоянно останавливался на ночевки на обочине трассы в самых безлюдных местах, но вокруг всегда кипела цирковая жизнь, создавая уютный кокон цивилизации, и фаерщик никогда не оставался действительно один на один с природой, не ощущал того подавляющего воздействия, которое она может оказывать.
На миг возникла пугающая мысль, что зря он выключил двигатель. Пока машина работала, был шанс уехать, а сейчас лес не даст завести ее снова, двигатель так и останется мертвым.
Не в силах удержать порыв, Фьор сел за руль, вставил ключ в замок зажигания и с бьющимся от волнения сердцем повернул его в замке. Ну? Заведется?
Звук проснувшегося мотора прозвучал сладкой музыкой; фаерщик облегченно выдохнул и откинулся на спинку сиденья. Да уж, знатно он себя накрутил на пустом месте!
– Ты что, передумал? Хочешь снова наугад гнаться за «Обскурионом»?
– Нет. Просто понял, что мне как-то спокойнее, когда двигатель работает. Этот лес, – фаерщик поежился, – мне от него не по себе.
Дэнни не стал высмеивать и комментировать иррациональный страх попутчика.
– Тогда давай остановимся где-нибудь подальше, где будет спокойнее, – предложил он, и фаерщик без колебаний согласился.
Фьор дождался, когда Дэнни сядет в машину, и нажал на газ.
Дорога сделала крутой поворот, и едва Фьор в него вписался, как тут же со всей силы ударил по тормозам. Раздался визг, машина вильнула и встала.
– Что такое? – не понял Дэнни, а затем проследил за напряженным взглядом Фьора, присвистнул и прищурился. – Да это же люди!
– Угу, – напряженно кивнул Фьор.
Люди – это, конечно, намного лучше, чем мертвенный лес, от которого по спине ползли липкие щупальца страха, а все существо охватывало ожидание какой-то неприятности, но в то же время люди на дорогах, по которым ездят цирки, – это вряд ли к добру. По этим дорогам ничего хорошего не ездит. Да взять хотя бы их самих. Если только, конечно, это не артисты из другого мистического цирка, которые то ли отстали, то ли сбежали, то ли их выкинули свои же.
Сумерки скрывали детали и размывали силуэты, и все, что мог сказать Фьор, это что на дороге было двое. Они не шли, а стояли, и не на обочине, как те, кто ловит попутку, а прямо посередине, словно ждали машину и были готовы не дать ей проехать.