Колея к ржавому солнцу - стр. 47
Он моментально поднял глаза и едва успел притормозить, чуть не врезавшись в бездомного, раскорячившегося посреди тротуара в инвалидной коляске. Хромированные, как элементы прокаченного автомобиля, детали коляски резко контрастировали с грязными обносками, натянутыми на подобие человека.
– Машину так же водишь? – продребезжал бродяга, когда Костас встретился с его наглым взглядом. – Ни на кого не смотришь?
Страшное, переходящее от красного к синему цвету лицо бездомного покрывали крупные бордовые пятна. Немытые волосы на непокрытой голове походили на спутанную морскую капусту с вкраплениями то ли мусора, то ли крупной перхоти. Неопрятная борода росла клочками. Одна из рук колясочника пряталась под заляпанным краской шерстяным солдатским одеялом, укутывающим ноги или что там от них осталось. Другая, из-за недостающих мизинца и безымянного пальца больше похожая на птичью лапу, вцепилась в пузырек с настойкой боярышника, на дне которого что-то едко плескалось. Зубов, если судить по расколовшей лицо бездомного ухмылке, у него было еще меньше, чем пальцев. И запах как из помойного бака.
– Мелочью не выручишь, земеля? – взгляд инвалида мгновенно стал цинично-заискивающим.
Из похожих на плевки водянистых глаз с засохшими желтыми выделениями в уголках будто выплескивалась душевная муть. Троцкий успел разглядеть провод наушников, тянувшийся из-под одеяла, и молча обошел коляску по дуге, выйдя на самый край тротуара.
– Зажал денюжку? – громко выкрикнул бродяга. – Члену паралимпийской сборной зажал? Всего немного, на лекарства! Не на допинг! Страна запомнит своих гер-р-роев!.. – он пронзительно закашлялся, а потом стал материться в спину уходящему Троцкому.
Ругань бродяги ржавым саморезом ввинтилась в нездоровое состояние Костаса, помноженное на сто граммов «коскенкорвы», едва ли не насильно влитых в него Олегычем. Захотелось развернуться, схватить коляску, закатить в ближайшую подворотню и там, опрокинув на землю, в кровь избить «паралимпийца». Ногами, чтобы в следующий раз думал перед тем, как выступать. Впрочем, таким пассажирам все побои побоку.
Усилием воли заставил себя не оборачиваться, идти дальше, не обращать внимания. В конце концов, это же он сам обещал, произнося присягу: «Клянусь уважать и защищать права и свободы человека и гражданина». Вот и уважай теперь, несмотря ни на что…
Даже на то, что в данный момент Костас находится не при исполнении, а на больничном.
Грипп объявил населению города войну. Все вокруг температурили, кашляли и истекали соплями, в коридорах районных поликлиник закручивались змеи километровых очередей, на каждого отстоявшего в них пациента у участковых терапевтов по графику было выделено чуть больше шести с половиной минут – и за это время надо было еще заполнить карточку. Выручка в аптеках увеличилась в разы. Несколько человек, стариков и маленьких детей, умерло. На войне как на войне.
Троцкого прихватило неделю назад. В четверг на работе он почувствовал озноб и тяжесть в голове. К концу дня голова превратилась в наполненный пульсирующей болью ватный ком. Вечером, добравшись до дома, он выпил три рюмки водки, с октября настаивавшейся в темноте кладовки на меде и перце. С ощущением легкого опьянения и надеждой, что дотянет до выходных, уснул, до подбородка натянув на себя жаркое одеяло. Проверенный дедовский метод не помог. С утра Троцкий проснулся в таком состоянии, что лучше бы и не просыпаться. Штамм A/H3N2 питоном сжал его организм в кольцах вырабатываемого вирусами гемагглютинина и нейраминидазы, выкручивал кости и сухим кашлем выворачивал наизнанку легкие. Костас позвонил начальнику отдела, чтобы предупредить о своей болезни. Тот, бросив завал на работе, сам приехал к «безлошадному» Троцкому и отвез его в ведомственную поликлинику на Малой Морской. Пожилая, вымотанная врач-терапевт с чернотой под глазами, мельком глянув на него, расспросила про симптомы, прописала постельный режим, циклоферон, колдрекс и чай с малиновым вареньем. Явиться на прием велела через неделю. Все выходные Троцкий сражался с болезнью, не вылезая из своей холостяцкой берлоги. Валялся в кровати, гонял древние советские комедии, казахский рэп Скриптонита и отлично вваливающий в теперешнее состояние драм британца Etherwood. К понедельнику инфлюэнца стала понемногу сдавать позиции. Пошатываясь от слабости, он добрел до ближайшего продуктового мини-маркета, где под пристальными взглядами охранника-кавказца и кассирши-узбечки, помимо пельменей, макарон и замороженных мясных полуфабрикатов, взял бутылку серебряной «олмеки» и несколько лаймов для укрепления и витаминизации организма.