Кольцо златовласой ведьмы - стр. 32

– Мария, – Арриго принес ей розу из королевского сада. – Сегодня ты чудо как хороша…

Он готов был уже искренне просить прощения, обещать, что больше никогда не оставит ее, клясться в любви, которая вновь зажглась в его душе, яркая, как первая звезда.

А оказалось – она мертва.

Ее щеки были еще теплыми, но сердце молчало. И руки ее медленно остывали в его руках. Он все сидел у кровати, надеясь отогреть их. Дышал на них. Целовал тонкие пальцы, шептал, что нет ей нужды расставаться с жизнью… Шутил. Смеялся. Горьким безумным смехом. Рассказывал ей последние сплетни. И умолял – открой глаза!

Бессмысленно.

Ее забрали, унесли, ее – хрупкое дитя. И матушка, такая вдруг сразу постаревшая, сказала:

– Я не желаю видеть тебя в этом доме.

Арриго показалось, что он ослышался.

Или ее разум помутился от горя?

От старости?

Она – некрасивая. Седовласая. С морщинистым лицом, на котором выделяется неестественной гладкостью лоб. Ее подбородок – тяжелый, а шея – коротковата. И в своем обычном – после смерти отца – черном наряде матушка походит на ведьму.

– У меня больше нет сына, – она перебирала четки. – Мой сын умер.

– Мама, что ты говоришь?!

– Правду.

Арриго был жив. И зол. Еще недавно преисполненный скорби, теперь он испытывал разве что гнев.

– У тебя нет сердца. И ты не способен любить никого, кроме себя, – матушка поцеловала серебряный крест. – Было время, когда я гордилась каждым твоим шагом, каждым словом, каждым поступком, не желая видеть, сколь уродливы они. Сколь уродлив ты сам.

– Ты выжила из ума!

– Скорее, ко мне вернулся разум.

Матушка поднялась и подошла, коснулась его щеки сухой холодной ладонью, которая вдруг показалась Арриго неживой.

– Я виновата в том, что привела тебя в этот мир.

На глаза его навернулись слезы. Он вновь чувствовал себя ребенком, желавшим лишь одного – угодить ей. Быть самым лучшим, самым достойным!

– Я позволила тебе жениться на этой девочке. Я надеялась, что ее любви хватит на вас обоих. Но ты убил Марию.

– Она сама умерла.

– Убил! Равнодушием. Презрением. Насмешками, которые сыпались на нее. Сплетнями, маравшими светлое ее имя. Сколько она плакала из-за тебя… не знаешь? Тебе ведь все равно. А она до последнего молилась за спасение твоей души…

Со своей душой Арриго сам разберется. Он не нуждается в спасении, потому что не совершил ничего предосудительного. У его супруги слабые нервы? Это случается с женщинами.

Он не виноват.

– Она простила тебя. Не понимаю. – Матушкины очи были светлы. – Я – не прощаю. Уходи и… и у тебя не будет иной жены. И не будет иных, законных детей, которым ты мог бы передать свое имя. – Голос ее прозвучал громко. – Наш род уже мертв! И ты его не продолжишь!

Матушка развернулась и удалилась к себе. Арриго же, решив доказать, что именно он – хозяин в этом доме, остался. Он ходил из комнаты в комнату, разглядывая портреты дедов и прадедов, славных предков, которые могли бы гордиться…

…Чем?

Чего достиг он?

Чем он славен?

Любовью к женщинам? И ветреностью, которая более пристала к лицу дочерям Евы?

Бессердечием?

Достойные деяния…

…В пустоте, которая воцарилась средь зеркал, забранных полотнами ткани, вдруг послышался смех.

– Арриго… ты пришел? – окликнули его.

Обернулся. Лишь тенями комната полна.

Тихо.

И снова – легчайшее прикосновение к волосам, словно нежная рука гладит их.