Кока - стр. 47
Но зачем он тут? Что от него надо Сатане? И что с него, Коки, взять?.. Так, безденежный, безнадёжный кайфарик, что и курицы не обидел с детства. Когда соседка попросила зарезать хохлатку, и он важно направился с ножом и курицей в подворотню, где обычно рубили на праздники головы птице, навстречу ему ринулась его мать Этери с криком, чтоб Кока не смел убивать живое существо! Никакое!.. Никогда!.. Досталось и соседке, хотя та удивлялась на весь двор: что такого, что́ он – не мужчина, курицы зарезать не может? А руки Коки навсегда запомнили беспомощное трепетание обречённого создания.
…Кока то проваливался в сон, то пробуждался, мысли путались. Вспомнилось, как Сатана кинул его с паспортом: в тбилисском аэропорту одолжил у Коки паспорт, якобы взять билет, потом исчез в туалет, а оттуда незаметно ушёл на посадку и улетел в Москву, а дальше в Париж.
Он всегда был такой, Сатана. В Тбилиси являлся в самые неожиданные моменты и отнимал всё, что видел! И никто ничего не мог ему сказать. Боялись, зная непредсказуемость ответа и его связь с опасными людьми. Даже Нугзар обходится с ним с некоторой осторожностью, а это говорит о многом.
Время от времени Коку посещала мысль тихо встать и уйти – Сатана опять что-то явно замышлял, в противном случае зачем бы он таскал за собой Коку? Чтобы порошком угощать? Смыться, пока они дрыхнут? “Нет! Это будет не по-мужски – по-блядски!”
От того, что не может встать и уйти, Кока чувствовал себя ребёнком: так однажды в детстве на набережной большие мальчишки играли в футбол, его поставили на ворота и не давали уйти до позднего вечера. Кока чуть не плакал от бессилия, торча в проклятых воротах, но не отваживался бежать.
И ещё держала на диване мысль о том, что через пару часов начнётся ломка. Он уже несколько дней унавоживает своё тело, теперь уже герыч – хозяин-барин, а ты слуга, идущий туда, куда укажет владыка! Может, у Сатаны осталось лекарство?
Он ещё мельком думал о том, что за два дня трижды побывал на острие полицейского ножа: у Лясика с передозом, в арабской лавке с фальшаком, в магазине с ворованными бумажниками…
Когда Кока в очередной раз пришёл в себя, то услышал из-за двери голоса́. И стал вслушиваться с волнением, надеясь узнать свою участь.
Голос Нугзара говорил:
– Если знаешь, почему не делаешь?
Голос Сатаны отвечал:
– Знаю, не езди по ушам! Лучше скажи, что за картинки у тебя под кроватью лежат? Ну, которые мы переныкать должны?
Нугзар:
– Пока ты за колючкой был, я тоже пару гешефтов тут провернул. Но раньше, давно… Сейчас, ты знаешь, я в полном завязе… Есть маленький городок около Ниццы…
Сатана:
– Пиццы?
Нугзар:
– Ницца – город на море, богатый. Около него – маленький городок, а там – музейчик. Накол от Чёрного Гогии пришёл… Звонит он мне из этой Ниццы, где со своей бабой Наташкой отдыхал, приглашает приехать, дело есть, мол, хорошее. Я тогда уже тут, в Голландии, прятался от угро. Без денег был, решил съездить. То, сё, по барам в Ницце гуляем, и Наташка рассказывает про этот соседний городок, где есть музей, а там – несколько ценных картин. И висят они так, что нагло сорвать и унести вполне можно. Поехали туда, осмотрели. Пустили Наташку со стариком-сторожем пококетничать – она, путана, хорошо по-французски чесала, в инязе раньше училась. Старик нюни распустил, всё вывалил. Выяснилось – полиция далеко, к музею надо ехать по пешеходной зоне, всегда забитой людьми. Музей частный, маленький, на три зала. Охраняется стариком-сторожем и пожилым вахтёром. В общем, сделать можно…