Коготки Галатеи - стр. 13
Не подобным ли путем собирается пойти нынешний прокурор? То, что прокуратура отказывается от комментариев, говорит о слабости следствия. Однако наша газета намерена провести свое независимое расследование. Уже удалось узнать, что подобные убийства не так уж новы для нашего региона.
В областном архиве хранится дело 1864 года, которым занимался известный симбирский следователь Иван Соколовский. Суть его такова: некий молодой человек нигилистских взглядов зарубил топором старуху-процентщицу и ее служанку с целью завладения ее сбережениями. Сделал он это с убеждением, что деньги ему, человеку передовых воззрений, принесут больше пользы, чем старушке. У многих горожан этот факт вызовет недоумение. Совершенно верно! Именно Соколовский рассказал Достоевскому об этом уголовном деле. В то время писатель работал над другим романом под названием «Пьяненькие», где главным героем был Мармеладов. Однако роковая встреча с нашим земляком в корне изменила мысль его будущего произведения. Так что идеи Раскольникова еще витают в воздухе нашего края.
6
Меня целый день не покидало чувство какой-то животной недосказанности. Так бывает, когда задумываешь одну картину, а в результате получается другая, которая на ранг ниже той, которая представлялась в воображении. Я ушел от следователя крайне разочарованным, не сказав ему полной правды, потому что он не был к ней не готов. Оказывается, мало донести правду, к ней еще нужно подготовить. Она также как и человеческое общество подразделяется на высшие и низшие сословия. Что касается Рогова с Петровым, то они относились к самой низкой человеческой категории – к роду Ханаана. Одно непонятно, как в эту компанию затесался Клокин?
Вечером было тяжело возвращаться в свою однокомнатную келью. Можно, конечно, отправиться в ресторан, в общество, в народ. Можно, конечно, попить вина, потанцевать, подурачиться, снять, наконец, проститутку. Но моя душа (пусть даже уже загубленная) не нуждалась в удовольствиях. Она нуждалась в человеческом общении. Мне нужно было выговориться. Но перед кем? Перед иконой? Это уже невозможно. В Его глазах меня уже не существовало. Друзей у меня нет, а женщинам я не доверяю.
Войдя в квартиру, я сразу в плаще и обуви проследовал на кухню и записал в своем дневнике: «Друзей у меня нет, а женщинам я не доверяю». Почему не доверяю? Потому что вся моя жизнь – это последовательное разрушение моей личности женщинами.
Я опустился в кресло и задумался. Фраза, которую я записал в дневнике, была истиной в первой инстанции. Наверное, бывают и другие женщины, но мне были ниспосланы именно эти, растащившие мою душу на части. Я себя чувствовал цельным только тогда, когда бывал один. Бывать одному ужасно. Но для меня это единственный способ оставаться самим собой.
Впрочем, у меня с детства складывалось так, будто сама судьба предупреждала, что от совместного жития я буду иметь только страдания. Мне кажется, я поспешил появиться на свет. Возможно, мне готовилось более достойное рождение, но я был нетерпелив. Мне хотелось поскорее на Землю.
Родился я в Куйбышеве в одном из бараков Механического завода, в котором работал мой отец. В моей памяти его образ встает весьма смутно. Лица не помню совсем. Когда в подростковом возрасте матушка показала мне его фотографию, я был очень удивлен. В моем представлении он был совсем другим, более строгим и более серьезным. А так: простой самарский чувачек с глуповатой улыбкой и рыжей копной волос. Наиболее характерный портрет отца, оставшийся в моей памяти и дополненный моим воображением, – это высокий элегантный мужчина с накинутым на плечи пиджаком, гордо разгуливающий по коридорам барака. Самое яркое впечатление от общения с ним – порка ремнем. Он порол меня почти ежедневно, после того, как мы с матерью возвращались из детского сада. Порол по заднице, с наслаждением, зажав мою голову между колен. Процедура не самая приятная, однако запоминающаяся.