Коготь и цепь - стр. 41
Такой неспокойной Берад не видел жену, пожалуй, никогда. Разве что в ночь, когда Шиада оплакивала кузину. Сейчас уже кажется, тот далекий вечер случился не с ним и в другой жизни. Ведь в этой Шиада Сирин никогда и никого ни о чем не просит.
– Я клянусь, – как можно внушительнее заговорил Берад, – что сделаю все, чтобы Тайрис была счастливой. У нее будут лучшие учителя, лучшие блага, у нее будет право выбрать, чьей женой стать, и после брака у нее будет моя протекция. Да и не только моя, ведь ее мать, – Берад набрал воздуха в грудь, – Вторая среди жриц.
Берад старался говорить очень мягко и уверенно одновременно, но это не изгладило морщин на лбу Шиады, и беспокойство ее не убыло. Впрочем, сказала себе жрица, если уж у Лигара и есть какие достоинства, то в их числе непременно честность. Когда он обещает, ложится костьми.
Лигар сильнее сжал руку жены, и она тут же поднялась, приблизилась, опустилась на пол возле его стула, порывисто потянулась за поцелуем. Отстранилась, взирая на мужа снизу вверх:
– Спасибо.
– Родная… – Берад чувствовал, как в груди начало цвести. Он положил Шиаде руку на щеку, призывая подняться, сесть к нему на колени, но женщина, выпрямляясь, только коротко коснулась губами ладони и отошла.
– Я пойду прогуляюсь на озеро.
Лигар вздохнул и смирился: ладно уж, это вообще второй раз за три года их брака, когда Шиада дошла до подобных чувств.
– Оденься теплее, сегодня ветрено.
Когда жена, не обернувшись, вышла, Берад откинулся на спинку стула. Перемены и впрямь настигали, и Берад их не любил. Но тем из них, которые происходили с Шиадой, похоже, радовался, признавая в душе, что они сводят жену с ума. Достойная, пожалуй, цена за нервы, которые она ему вытрепала.
Герцог обратился к столу, сделал глоток – чай совсем остыл и приобрел довольно гадкий вкус. Берад кликнул слуг.
Берад был прав, когда думал, что перемены терзают Шиаду нещадно. И все они были связаны с тем, что то, что прежде мешало спать, теперь не давало и бодрствовать. Молодая женщина с волосами, которые в каждом видении меняли длину, с большущими собаками непонятной породы по обе стороны, с пурпурными змеями на руках стала мерещиться едва ли не в каждой второй блондинке. Всякий раз, когда видение настигало днем, Шиаде начинал чудиться морозный воздух, какой бывает самыми холодными зимами; когда настигало ночью, во сне – слышался грохот, словно орда солдат колотит копьями о щиты.
Вторая среди жриц уже несколько месяцев тщилась разгадать незнакомку. Женщина воистину напоминала Шиаде удава или гадюку: они не агрессивны и всегда притягивают, привлекают внимание некой ворожбой действия, которая нисколько не умаляет опасности всего одного рокового броска.
Если узоры в виде пурпурной дымки на руках женщины красноречиво убеждали, что она верна Матери Сумерек и Госпоже Войны, то лохматые собаки с глазами-яхонтами, достающие в холке до талии хозяйки, недвусмысленно указывали на Храм Нанданы. В этом был парадокс: наблюдая в видениях за незнакомкой, Шиада ощущала на языке присущий «детям» Матери Сумерек металлический привкус крови, но ни запаха дыма, ни тихого причета, свойственных тем, кто верен Нандане-Смерти, не слышала. Напротив, несмотря на то, что блондинка являлась в видениях Шиады исключительно молча, жрица знала неведомым образом, что голос у той звонкий. Собаки, сопровождавшие морок, всегда шли чуть позади, не подталкивая и не указывая дорогу, как было бы, если бы они вели ее в Загробные Залы Праматери. Значит, Смерть ее не ждет, а ограждает, словно показывая: смотрите все, у нее есть Мое благословение, и сколь бы ее ни убивали, Я, хозяйка ночи, охраняю ее, не допуская к Себе.