Когда звезды чернеют - стр. 22

– По-моему, ты еще училась в школе, когда я уехал, – спустя какое-то время говорит Калеб. – Я пару лет бродил там и сям, потом записался во флот. Я был просто счастлив убраться отсюда, даже когда пришлось отправиться в Персидский залив.

– Иран? Наверное, нелегко было…

– Временами. Я был там в семьдесят девятом, во время Исламской революции. Жестковато, зато океан потрясающий, не то что эта чертова лужа. – Он улыбается. – Я научился там прыжкам в воду. Устрицы размером с гребаный грейпфрут. А рифы просто охренительные. А что у тебя?

– Провела полгода в университете Сан-Фран, потом бросила. Немного поездила. Какое-то время водила пешие туры в Йосемите.

– Прикольно.

– Да, поначалу было здорово, но со временем стало сильно походить на летний лагерь.

– Ты не хотела стать лесничим?

– Я думала об этом, но полицейская работа казалась важнее. Едва я поступила в академию, как забыла обо всем остальном. Я с самого начала интересовалась пропавшими людьми. Это казалось самым прямым путем делать что-то хорошее. Ни разу не выезжала за пределы Залива.

– Пропавшие люди, а? – с удивлением переспрашивает Калеб. – Так ты приехала, чтобы помочь найти эту старшеклассницу?

– Нет. – «Пока нет», – добавляет мой мозг, но я держу эту мысль при себе, тревожась, что ступаю совсем рядом со старыми переживаниями, и боясь подозвать Дженни еще ближе. – Просто у меня передышка.

– А, это хорошо. – Он говорит, будто и вправду так думает. – Рад за тебя.

– Спасибо.

Солнце садится быстро, пачкая линию облаков. Внизу чайки прочерчивают линии над зыбью, бодрые и свободные.

– Это место, – тихо произносит Калеб, будто читает мои мысли.

– Знаю.

В один особенно паршивый год, когда за несколько месяцев мне пришлось иметь дело с тремя мертвыми детьми, Фрэнк Лири отправил меня к психотерапевту.

– Это не наказание, – сказал он. – Просто таков протокол, Анна. Тебе было нелегко.

– Со мной все отлично.

– Очень хорошо. Пусть и дальше так будет.

Психотерапевта звали Королла, как модель «тойоты». Ее офис располагался в Эмбаркадеро, с видом на Бэй-бридж. Из ее окна можно было разглядеть только металлический осколок моста, ерунду размером с зубочистку, если собираешься заряжать цену. У нее было кресло Имзов[16] и очки Салли Джесси Рафаэль[17] в красной оправе; колени прикрывало кашемировое пончо, треугольный край которого свесился к сдержанному персидскому ковру, когда она положила ногу на ногу.

«И как это должно работать? – думала я. – Как мне рассказать этой женщине в пончо хоть что-то значимое? И с чего мне вообще рассказывать? Я хорошо справляюсь со своей работой, у меня отличный послужной список. Мы не спасли этих троих, но такое случается. Мы спасем следующих. Мы будем продолжать борьбу».

– У вас есть проблемы со сном? – спросила Королла, сбивая меня с мысли. – Кошмары?

– Не больше, чем обычно.

– А как насчет злоупотребления алкоголем? Вы когда-нибудь тревожились, что, возможно, пьете слишком много?

«Сколько это, слишком много?» – думаю я, но стряхиваю с себя тревогу и пожимаю плечами.

– Послушайте, на самом деле я не верю во все эти терапевтические беседы. Не обижайтесь. Я пришла не по собственному желанию.

– У меня много клиентов, которым нужно работать с травмой, – невозмутимо говорит она. – Я стажировалась на солдатах и боевых психотравмах. Многие вышедшие в отставку солдаты становятся полицейскими. Они думают, то, что они тогда видели и делали, давно зарыто, всё в прошлом. Они топят это прошлое. Глушат его. Проблемы в семье. Алкоголизм. Но потом происходит какое-то событие, которое запускает травму. И они ломаются.