Когда я закрываю глаза - стр. 9
– Она пришла в себя, Анна. Наша Нора в сознании.
Голос папы сорвался. Он заплакал. Руки у меня совсем ослабли, и я рухнула обратно на постель. По моим собственным щекам побежали горячие слезы. Всхлипывать очень больно, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Каждый всхлип отдавался во всем теле. Каждая слеза обжигала кожу, пока стекала на подушку.
Такого чувства я никогда раньше не испытывала. Мне было ясно: что-то изменилось. Что-то не так, как должно быть. Это не давало мне покоя, но я ничего не могла сделать. Я совершенно разбита, но цела. Как разбившаяся ваза, которую потом неправильно склеили по кусочкам.
Я лежала, закрыв глаза. Сердце отчаянно билось о ребра, будто запертый в темнице узник, жаждущий вырваться на свободу. Я пыталась успокоиться, но это до безобразия тяжело. Паника таилась во мне, там, внутри, однако… я не знала, чем она вызвана.
Возможно, это самое худшее.
Неожиданно кровать зажужжала, и моя голова сантиметр за сантиметром начала подниматься. Теперь я могла сидеть прямо, не напрягаясь. Жужжание прекратилось, наступила тишина.
Неуверенно приоткрыв глаза, я облизнула потрескавшиеся губы и взглянула прямо в лицо маме. На нем читались страх, надежда, любовь, отчаяние. У меня перехватило дыхание: все эти чувства такие явные, такие живые.
Столько чувств.
Столько всего испытано впервые.
Слишком много, слишком много, слишком много…
– Нора? Ты правда… в сознании? – задыхаясь, спросила мама.
Меня хватило только на слабый кивок, короткий и почти незаметный, но этого оказалось достаточно, чтобы мама просияла от счастья. Всхлипывая, она схватила меня за руку. Ладони у мамы такие теплые, ее прикосновения успокаивали. Только теперь я заметила, как холодны мои пальцы. Мама покрывала поцелуями мой лоб, захлебываясь слезами, а папа беспрерывно гладил ее по спутанным волосам.
– Что произошло? – хриплым тонким голосом поинтересовалась я.
Вопрос тут лишний. Перед глазами стояли образы, я давно знала, что произошло, только не могла взять в толк, почему. И неизвестно, как события развивались дальше.
В сознании всплыли лица Эллы, Тима, Йонаса. В глубине души я понимала, что надо бы спросить про них, побеспокоиться. Они мои друзья. Ну, вроде как. Сама не уверена.
– Позову доктора, – кивнув нам, папа вышел из палаты.
Мама достала из кармана джинсов скомканный платочек и вытерла слезы, размазав под глазами остатки туши. Левой рукой она все еще держала мою ладонь, а в правой – платочек, которым проводила по лицу. Мне неприятно – мама слишком сильно стискивала мои пальцы, однако в тот миг ей было это нужно. Она не могла отпустить мою руку.
Дверь распахнулась. Вместе с папой вошел мужчина, одетый во все белое, – он идеально вписывался в обстановку палаты. Кожа загорелая, волосы темные и глаза карие. «Может, у него испанские корни?» – предположила я. К чему вообще такие мысли? Какое это имеет значение?
У человека в белом высокие скулы и густые брови. Он серьезен, но взгляд у него добрый и открытый.
Незнакомец подошел к кровати. На несколько секунд задержал взгляд на Лу. Сестра по-прежнему спала. Вдруг она громко всхрапнула, и только тогда незнакомец заговорил:
– Замечательно, что ты пришла в себя, Нора. Как самочувствие?
– Вы мой лечащий врач?
– Да, так и есть. Я доктор Альварес. Ну, как ты себя чувствуешь?