Когда я уйду - стр. 29

– Океееееей.

Он хмурится.

– Что сказал доктор? Я звонил тебе последние три часа.

Он не знает.

Я делаю еще глоток водки. На этот раз жжет меньше.

Он уставился на меня, очевидно, пытаясь сложить пазл, в который попал. Почему жена, которая годами не ела мяса, неожиданно жарит стейки в десять вечера в понедельник?

Именно так работает его мозг. Вечно трудится, стараясь понять. Его мозг – причина, по которой он три раза подряд завоевывал первое место на исследовательском симпозиуме ветеринарной медицины. Его мозг хорош для цифр, рассуждений и вычислений. Мой мозг, очевидно, годен только на то, чтобы выращивать опухоли.

Пока я размышляю, что ответить, неожиданно вспоминаю историю с герметиком и конвертиком и рассказываю ему.

Как и ожидалось, он смеется.

Потом я на одном дыхании выпаливаю все, что сказал доктор Сандерс. А может, и ошибаюсь. Может, вообще не дышу.

Он прекращает смеяться.

И кроме потрясенного молчания дом наполняется смрадом сгоревшей плоти. Я забыла про стейки.

Я просыпаюсь без двух минут три. Ощущение такое, словно рот набит ватой, а за ухом долбит острая боль.

Вода. Мне нужна вода.

Я вылезаю из постели и вслепую пробираюсь на кухню в темноте. Нащупываю ручку холодильника. Когда открываю дверцу, яркий свет на мгновение меня ослепляет.

Я жмурюсь, и пульсация в голове становится еще острее.

Дурацкая водка.

Я выпила еще два стакана, пока Джек трижды заставлял меня повторить все, сказанное доктором Сандерсом. Джек никогда не сталкивался с пазлом, который не может сложить, так что я понимаю: он пытается получить все члены уравнения, чтобы вычислить значение «икс».

– Ну конечно, ты пойдешь на операцию, – сказал он скорее себе, чем мне. – И химию. Что он там сказал насчет клинических методов? Какие именно?

Когда в ответ я что-то стала объяснять заплетавшимся языком, Джек сел на диван и открыл мне объятия. Я забралась в них, положила голову ему на грудь и закрыла глаза. От него пахло енотом.

Я залпом опрокидываю целый стакан воды и наливаю еще. Ставлю кувшин на верхнюю полку и отпускаю дверцу.

Она медленно закрывается с тихим «ХЛЮП».

Хотя в кухне гуляет сквозняк, а на мне только длинная футболка и трусики, все равно невыносимо жарко. Пол манит меня, как бассейн в солнечный летний день, и я позволяю своему телу погрузиться в лужу. Вытягиваюсь и прижимаюсь щекой к холодной плитке.

Сомон. Так называл этот цвет риелтор.

– Аутентично испанскому дизайну. Не Сальтильо, но очень хорошая имитация.

Когда мы вечером вернулись в его квартиру, Джек рассмеялся.

– Кухня розовая. Мы покупаем дом с розовой кухней.

Лунный свет сочится в окна над раковиной. Я смотрю на черную канавку под шкафами, где скапливаются грязь, старые овсяные хлопья и шерсть Бенни, пока я раз в неделю не изгоняю все веником.

Замечаю оранжевую «Фрут Лупс». Должно быть, уронил Джек за завтраком. Я могла бы еще поверить, что у меня опухоль размером с маленький шарик. Но апельсин? Невероятно. И я говорю это не просто так. Думаю, что слово «невероятно» употребляется слишком часто. Люди говорят «это невероятно», имея в виду самые обычные вещи. Мама считает невероятным, когда видит в реальном времени кого-то с другого конца света, а наш ведущий еще и говорит с ним.

– Совсем как в «Джетсонах»[10], – послала она мне мейл, когда обнаружила систему видеочата на четыре года позже, чем вся страна. Но скайп – всего лишь следующий логический шаг в технологическом прогрессе. Ничего необыкновенного и непредвиденного.