Когда возвращается радуга. Книга 2 - стр. 4
Граф де Камилле устало потёр переносицу.
– Её первый муж погиб в сражении под Кале, сир. Напомню: не от пули в спину, а от ядра в грудь. Второй, как известно, сломал шею, сев на лошадь вдребезги пьяным и надумав перемахнуть ближайшие кусты, бахвалясь перед любовницей. Я ничего не путаю? Третий оказался болезненно тучным и вспыльчивым, ему часто пускали кровь и ставили пиявки, но апоплексия к подобным экземплярам людей неравнодушна. Не вижу причин для подозрений. Государь, я больше не думаю об этой женщине, уверяю. Мне лишь неприятны воспоминания о ней, о разочаровании во всей женской породе… У меня было время и возможность убедиться, что в последнем я неправ. Сотни и тысячи дам заслуживают уважения и любви за свои достоинства и верность. Сир, не беспокойтесь: я постараюсь понравиться Ирис Рыжекудрой, как её называют в народе, и сделаю всё, чтобы наш брак был образцовым. У неё не возникнет желания покинуть Франкию. Разве что в качестве моей супруги, и совсем ненадолго, в рамках моих дипломатических поездок и под моим присмотром.
Взгляд короля смягчился.
– Клятвы не требую, – сказал отрывисто. – Твоё слово – золото. Только… – Замялся. – Лучше всего, конечно, если сразу после женитьбы ты наградишь её ребятёнком, да не одним. Уж это привяжет её к твоему дому крепче алтаря и колец. Женщины – они такие. Если дело касается их дитяти… К свету она непривычна, сидела безвылазно сперва в гареме Тамерлана, потом при муженьке; да и я нарочно не стану вызывать её ко двору, чтоб жила подальше от соблазнов. Ты же знаешь наших щелкопёров и адонисов: тотчас распустят вокруг неё павлиньи хвосты... Пусть себе сидит дома, забавляется книжками да драгоценностями; не жалей для неё ни бирюлек, ни кукол. А уж с библиотекой мы и без неё разберёмся. Ума не приложу, зачем Хромец её сюда вообще спровадил?
Филипп де Камилле лишь сдержанно вздохнул.
Ему ещё предстояло объяснить своему государю, как тот заблуждается, считая Рыжекудрую Ирис недалёкой глупышкой, избалованной престарелым мужем. Сам он за время пребывания в Константинополе не часто виделся с юной красавицей – и немудрено: после исцеления Огюста Бомарше, друга и дипломата, потерявшего руку, но разысканного друзьями и спасённого Аслан-беем, у графа де Камилле редко находился повод заглянуть в дом чудо-лекаря. Разве что сама супруга Аслан-бея наезжала иногда в гости к подруге Ильхам, названной сестре, а затем и крестнице графа.
И всё же…
Филипп был очень наблюдателен.
Месяц за месяцем, год за годом он видел, как она менялась. Как из маленькой худышки, почти ребёнка, превращалась в рослую статную девушку, гибкую и крепкую, как лоза, изящную и грациозную, как лань, умную, скромную, воспитанную. Одинаково хорошо слагающую стихи на фарси, арабском, франкском и бриттском наречии, владеющую, к тому же, двумя древними языками – латынью и греческим; умеющую остановить кровь и заговорить неглубокую рану, исцелить простуду и немочь в спине, быть верным секретарём при учёном супруге и умелой хозяйкой, несравненную в страстном восточном танце и целомудренную при столь редких беседах наедине… Впрочем, какое там – «наедине», лишь условно! Как добрая супруга правоверного, Ирис Рыжекудрая, даже если встреча происходила с разрешения мужа, даже с почётным гостем, никогда не оставалась одна, но появлялась в сопровождении огромного чернокожего телохранителя, охраняющего жизнь и доброе имя госпожи.