который был большевиками уничтожен. В этой комнате мы с Фрумошкой сиживали на окне после нашей помолвки, когда он приезжал в Москву на несколько дней с бабусей и дядей Валей для знакомства со мной. А Мама со мной туда приехала из Дугина. К м-ль де Шоу приходили бывшие воспитанницы: М. Н. Муханова, госпожа Арапова. Они приносили ей цветы и гостинцы, пока она лежала. Поправившись, она вскоре уехала. Мы от этого были в восторге, хотя она благоволила к Муфке и ко мне, но была всегда какой-то бессердечной и сухой. Дорогая Мими была поглощена уходом за новорожденной, которая была крестницей Натальи Афанасьевны Шереметевой. Кажется, в том же году к нам приехала тетя Лиза Карамзина, она была младшей дочерью нашего прадеда, Николая Михайловича Карамзина, и сестрой нашей бабушки, княгини Мещерской. Мама нам рассказывала, что тетя Лиза в молодости была необыкновенная красавица и пользовалась в свете большим успехом, но раз в летнюю жару она, разгоряченной, вымыла лицо в холодной воде и тем совершенно испортила его цвет. Помню, что она была среднего роста, стройная старуха с красивыми чертами худого лица. Она носила на голове черную кружевную наколку, которая падала по обе стороны лица и красиво его обрамляла. Родители нас предупредили, что мы должны отнестись к ней особенно ласково, так как у нее болезнь сердца, от которой делался страх к одиночеству и пространству, отчего мы должны были ее везде сопровождать по очереди, при ее приходе и уходе в комнаты, которые раньше принадлежали бабушке Паниной. Она жила постоянно с дедушкой, Петром Ивановичем Мещерским, но после его смерти переехала к тете Кате Клейнмихель. Дедушка жил в Царском, в Китайской деревне, где у него была квартира от дворцового управления, и с ним жила не одна тетя Лиза, и часто тетя Катя Клейнмихель, но и семья Озеровых, с которой он был дружен. Я не помню точно, когда он умер, но помню, что тогда нас всех одели в траур и мы этим очень гордились и важничали. Папа с Мама уехали тогда на похороны. Мама любила свою свекровь, которая умерла в Париже в 60-х годах. Мама заботилась о тете Лизе и делала все, чтобы ей было у нас хорошо. Тетя много курила, исключительно пахитосы. Они как-то особенно хорошо пахли. Теперь, кажется, никто их больше не курит. Она нам много рассказывала о своей молодости, что я в основном забыла, а только помню ее рассказы, что она ездила верхом с Лермонтовым, которого любила, а он был завсегдатаем в их доме. Мама говорила, что он был влюблен в тетю Лизу, но был изменчив в привязанностях. Для нее устраивали карточные вечера, поскольку она любила играть, но она довольно рано уходила спать, и одна из нас ее сопровождала.
После м-ль де Шоу к нам поступила в гувернантки м-ль Эльфрот, кажется, по рекомендации Васильчиковых, у которых она долго жила. Это был брат Петра Алексеевича Васильчикова (отца тети Катуси). Он и все его дети были гигантского роста. Мама его прозвала Спаржей. Он был большим знатоком искусства и одно время возглавлял Эрмитаж. Мы его не очень любили, так как он нас дразнил, когда приходил к обеду, да так еще косил, что нам казалось, будто он направлял на нас только один глаз.
М-ль Эльфрот была ростом под стать им, с большим бюстом и маленькой головой, причесывалась она гладко на пробор и старомодно одевалась, хотя была средних лет. Она нам рассказывала про Кораллово – имение Васильчиковых в Звенигородском уезде. Маша и Саша были ее ученицами, особенно вторая была ее любимицей, брат Петруша умер в Москве, будучи лицеистом. Саша была белокурая и красивая, если бы не косила, как отец. Она вышла потом за Милорадовича. Я думаю, что то были ее сыновья, которых вы встречали в Вене. Маша была вроде гренадера, с сиплым басом, и когда мы с ней познакомились на выездах в Петербурге, меня удивляли ее рассказы и анекдоты. Она одно время дружила с тетей Машенькой. Со временем она стала фрейлиной Императрицы Александры Федоровны при ее бракосочетании с Государем. Насколько я помню, она недолго оставалась при Дворе. Говорили, что она во все вмешивалась и одновременно подлизывалась, так что, когда ее заменили Мери Барятинской, она уехала за границу. Отец ее тогда уже умер, а с матерью она не ладила. Мать потом жила с Сашей Милорадович. Маша поселилась в Зоммерлинге, где сошлась с мужем бедной и милейшей Мери Сечени-Ревертер, с которым мы потом так подружились, и окончательно его оторвала от жены, которой он и раньше изменял. Ходили слухи, будто бы он так ударил Мери, что она упала и ударилась головой, после чего осталась полукалекой, и иногда в разговоре было трудно ее понять. Мы ее знали, когда она была вдовой, но всю жизнь его боготворила. Говорили, что он был настоящий charmeur.
