Когда ребенок не может слушаться. Воспитание детей с СДВГ - стр. 8
Если приглашают сесть, это надолго… «Видимо, он не просто кого-то побил», – пронеслось в моей голове. Кошмар длился третий год. Вероятно, вы уже поняли, что виновником ситуации был мой сын – ученик третьего класса.
Я сел, продолжая натужно улыбаться.
– Вы, как всегда, улыбаетесь, а мне уже плакать хочется. И заметьте, это – не мой сын, а ваш.
Ее голос был резким и нагло лез в уши, явно пытаясь повлиять на мою совесть.
– Слезы помогут? Так я поплачу, – съязвил я и приготовился к бою, усаживаясь подальше от коллектива учителей, чтобы иметь хороший обзор – будет легче отбиваться при нападении, если все сразу накинутся на меня.
Первой в наступление пошла директор. Она встала и медленно направилась в мою сторону. По кабинету двигались ее очки и каблуки, остальное растворилось в моем воображении.
Эта женщина была не директором, а директриссссссой – с большим количеством «с», чтобы жалить ими несчастных папаш вроде меня.
Каблуки стучали по паркету, пытаясь вытрясти из меня хоть что-нибудь. За множество моих пребываний в этом кабинете я научился слушать и не слышать, смотреть и не видеть… проще говоря – отсутствовать, при этом физически присутствуя. Все эти прекрасные качества взрастила во мне сама директриса, а я умудрялся с каждым новым посещением закреплять и оттачивать их применение. Тем временем очки приблизились ко мне:
– Ну, с чего мне начать? С первого урока, второго или с самого страшного, что сегодня произошло?
Я честно пытался смотреть прямо в очки и делать вид, что мне все это интересно, выражая готовность пойти за ответом на ее вопрос на край земли.
– Только не молчите! Скажите что-нибудь…
– Что вам угодно услышать? – любезно отреагировал я. – Лишь бы у меня осталось время завести его домой и убежать на работу. Или, если хотите, он мне сам по дороге все расскажет. Вы же знаете его «большую проблему» – он всегда говорит правду. Я готов сейчас, заранее, с вами согласиться, что это ужасно…
Нет, нет, дорогой читатель, не подумайте, что мне плевать, что было на первом уроке или на втором. Просто я слышал все это не один раз и внутренне готовился к главному ее вопросу, который на протяжении трех лет неизменно следовал за всеми тирадами: «Что будем делать дальше?» И обязательно последующий ее же самоотвод от ответственности: «Я не знаю!» Эти слова всегда вводили меня в интеллектуальный ступор. Поймите, их произносил человек с профессиональным педагогическим и еще каким-нибудь специальным образованием, давшим ему право руководить школьным коллективом. Государство назначило ее быть ответственной не только за передачу знаний нашим детям, но и за их психологическую безопасность. Этот профессионал, имеющий многолетний стаж работы с детьми, спрашивая меня «что делать?», расписывается в собственной некомпетентности. Представьте: вы пришли к доктору, скажем – к профессору медицины, он вас обследовал, потом доходчиво расписал и обрисовал, какое у вас заболевание, и после всего спросил: «Что будем делать? Я не знаю». Ну, если вы – человек сдержанный и, к своему несчастью, еще и воспитанный, просто встанете и тихо уйдете. А если у вас с нервишками мир расторгнут, сами понимаете…
Как и предполагалось, коронная фраза возмущенной директрисы не заставила себя долго ждать: