Когда оживают легенды - стр. 29
Их ждал новый мир: может, не совсем уютный, но теплый, пропахший от веку табаком Мэрилэнда и виски,– мир, где яркая птичка по имени Дженни пела и порхала меж столов с пивом. А потому народ, стирая каблуки, валом валил “на огонек” к Паркерам, проклиная и черта, и Бога за то, что дыра под названием Рок-Таун не богата на кабаки и женщин…
Продвижение на Запад, вольными или невольными участниками коего они все являлись, началось задолго до того, как первый гвоздь был вбит в тесовые доски Рок-Тауна. Пожалуй, сто, а может и двести лет назад, но лишь сейчас оно набрало такую силу, дыхание и размашистый шаг, какого не помнил за всю историю мир >34.
В салуне “Игл-Рок” был час пик. Распивочный зал, набитый до отказа, как киса удачливого букмекера, гудел пчелиным роем. Пахло жженой олениной, путом, деньгами и картами.
– Уф-ф, момент, сынок! Значит, тебе яичницу, грудинку с фасолью и виски… – косточки бойко скакнули на счетах.
– Вам, джентльмены, виски и только виски, без остального дерьма, что заказал этот будущий мэр нашего города. Ха, ха!
– Получай, Бэлью, и помни, сынок, пророчество старика Паркера… Пять процентов годовых. Если оно сбудется.
– Следующий!.. Сто против одного – мистер Сэттон собственной персоной, рад видеть вашу лысину! Какая жалость, что вы опять не захватили с собой супругу, старина, впрочем, как и всегда. Верно, Сэттон, на кой черт возить свои дрова в лес… Ха, ха! Закажешь по старинке бизоний язык на бутылку джина, о’кей? Что? Что? Я не понял, мистер Старрет. “Ах, здорово вкусно?” – старик усмехнулся и ловко щелкнул пальцами.– А что вы еще можете сказать, приятель? Вы ведь уже две тарелки умяли.
Бармен с дочерью едва успевали обслуживать посетителей. Лица погонщиков скота, трапперов и лесорубов горели не только от пропущенного виски: Дженни, разрумянившаяся Дженни, заставляла сглатывать слюну, оказывать ей знаки внимания, отпускать самые невероятные комплименты, на которые только были способны их неотесанные языки. И хотя в зале не скучали и другие феи Рок-Тауна, ни одна из них не пыталась тягаться с дочкой Паркера. Та без смущения купалась в море соленых взглядов, по привычке почти не замечая их. Разве что иногда она гнула в изумлении бархатную бровь на чересчур вольно протянутую пятерню или, напротив, закинув назад голову, звонко смеялась над робкими потугами перебравшего почтальона или лавочника, окончательно вгоняя тех в краску ослепительным блеском белых зубов. Однако дальше сальных шуток и игривой трескотни дело не шло. Дочка бармена слыла тайной любовницей Диззи Вуда… или Крэйзи, как еще почтительным шепотом называли его в округе. А это обстоятельство на стыке границ Монтаны и Вайоминга было столь же весомо и категорично, как голос кольта. Все об этом прекрасно знали, все делали вид, что ничего не знают; все об этом отменно помнили и, право, не забывали.
Был, правда, один круто сваренный парень из Сент-Луиса, по прозвищу Крест. Ходил слух: дескать, он успел распробовать малодоступные прелести Дженни где-то там, в пещере Снейк, под угрюмыми сводами каньона Грифа. И слух этот, по всей вероятности, был не менее близок к истине, чем тот несомненный факт, что Бог сотворил Еву из ребра Адама. Но от души почесать язык по этому заманчивому поводу тоже никому не приходило в голову: ведь голова-то одна, а шериф Роджер, когда дело касалось чести семьи, не имел обыкновения выяснять, на чьих плечах она восседает.