Когда останется только тишина - стр. 5

Дарэмо подошёл к моему столу, там как раз раскрытым лежал мой альбом, где я чаще всего рисовал, а рядом та самая тетрадь с тем самым рисунком. Он долго молча рассматривал, даже взял в руки тетрадь, после чего посмотрел на меня.

Казалось, его глаза горят, будто в них поселилось танцующее пламя. Это было так пугающе и завораживающе. Я понял, что непременно хочу нарисовать его лицо, хочу нарисовать эти глаза.

– Ты прекрасно рисуешь,– сказал наконец Дарэмо,– я, честно, поражён. Я бы хотел, чтобы ты нарисовал что-нибудь для меня.

– Что ты хочешь, чтобы я нарисовал?

– Я бы с удовольствием посмотрел, сможешь ли ты нарисовать мой портрет,– он будто читал мои мысли,– но перед этим, нарисуй что-нибудь простое. К примеру, нарисуй своё воспоминание.

– Так ты хочешь, чтобы я нарисовал собственное воспоминание? Но ведь их достаточно много, можешь объяснить конкретнее?

– Ты прав, к семнадцати годам ты скопил достаточно воспоминаний. Нарисуй то из них, которое соответствует слову «свобода». Мне всегда так льстит это слово.

– Свобода говоришь… хорошо, я нарисую.

– Не торопись, у нас с тобой достаточно времени. Как только сделаешь этот рисунок, нарисуешь и мой портрет. Ты ведь тоже этого хочешь?

– Ты прав. Я непременно хотел бы нарисовать тебя.

– В таком случае, мой портрет останется у тебя, но вот рисунок с твоим воспоминанием я заберу себе, договорились?

– Хорошо. Послушай, а откуда ты всё это знаешь?– на прямую спросил я,– к примеру, где я живу.

– Верно, совершенно забыл,– он отложил мою тетрадь и сел передо мной на стул,– перед тем, как рисовать меня, ты должен меня узнать и научиться понимать. Что же, я расскажу тебе о себе. Каждая наша встреча – новая история, устроит?

– Конечно.

Тогда он принял более удобную позицию, посмотрел в окно, улыбнулся чему-то, явно вспоминая подробности того, что я услышу, после чего посмотрел на меня, прямо в мои глаза и принялся рассказывать.

Он говорил всё так же спокойно, без эмоций. Единственное – паузы между строк. Но это спокойствие и эти паузы, то, как ровно он рассказывал, почему-то мне это понравилось больше, чем если бы он старался рассказывать и передавать эмоции. Всё время он смотрел мне в глаза, не отрываясь, казалось, что даже не моргал. Постепенно я стал видеть то, что он говорит. Будто бы картинка сама рисовалась и теперь я вижу настоящий фильм, который озвучивает Дарэмо.

Он рассказал историю, когда он был ещё маленьким ребёнком. У Дарэмо есть сестра, вместе с которой они любили играть в лесу около их загородного дома. Они вместе вставали рано утром и убегали играть туда. Как он рассказывал, а я уже чётко видел перед собой, там были высокие хвойные деревья. На мощной ветви одной из сосен были качели. Его сестра, по описанию красивая рыжеволосая девочка с вьющимися, непослушными и длинными волосами, жизнерадостная голубоглазка с такой же, как у него, довольно светлой кожей, любила качаться на этих качелях. Он же, на три года старше сестры, всегда уступал ей, подолгу раскачивая её, слушая её весёлый детский смех.

Помимо катания на качелях, они часто играли в догонялки и в прятки в этом лесу. Перед глазами так и вставали картинки, как двое детей бегают друг за другом, смеются, разговаривают и веселятся. Я будто бы имел возможность стоять сейчас там, быть сторонним наблюдателем и видеть всё это.