Когда миллиона мало - стр. 12

Богдана ни в какое училище идти больше не собиралась. Замуж и безо всяких дипломов возьмут. А еще – ей Мирон рассказал – можно на круизный лайнер устроиться. Путешествуешь по всему миру забесплатно, днем гуляешь, по вечерам – поешь в ресторане, питаешься на халяву и зарплату получаешь. Неплохой запасной вариант – если принца найти не удастся.

«Но главное сейчас – в Италии застрять». Туристическая виза закончится через месяц, и грядущее нелегальное положение Богдану очень тревожило.

В три часа пополудни Мирон, наконец, вывел своих подопечных на улицу. Автобуса не подали, но идти оказалось недалеко – всего пара кварталов. Вывеска на входе в одноэтажный дом обещала пиццерию, но внутри помещение выглядело советской столовкой, только без всякой еды. Голые стены, пластмассовые столы-стулья. Мирон велел:

– Рассаживаемся каждая за свой стол, по одной! Юбки одернули, ногу на ногу не кладем!

Он обошел свое стадо и вручил всем по распечатанному листочку. Богдана немедленно взялась переводить. Имя. Возраст. «Non fumo»[6].

– Богданка! – крикнула Эльвира от соседнего столика. – А «пулита» – это кто такая?

– Не знаю. Наверно, быстрая. Как пуля.

– А «опероза» что значит? Петь, что ли, заставят?!

Подлетел Мирон, фыркнул:

– Ох, дремучие! «Опероза» – работящая. «Пулита» – аккуратная.

– Как общаться-то будем с хозяйками, если мы по-ихнему ни в зуб ногой? Хоть поможешь? – возмущалась Эльвира.

– Вас двадцать, я один. Школьный английский вспоминайте. Но его здесь тоже не особо знают.

К счастью, вышло не настолько страшно. Итальянские работодательницы горничных из России явно выбирали не в первый раз. Минимально объясниться по-русски могли. «Водка не пить, мужиков не водить, технику не ломать».

Но экзотика тоже встречалась. Богдане – вот уж настоящий рынок невольниц! – толстая, одышливая бабища рукой в рот полезла. Девушка перепугалась, начала отбиваться. Мирон примчался на помощь, перебросился с работодательницей парой фраз, успокоил:

– Хочет зубы твои проверить.

– Зачем?

– Вдруг плохие?

– А ей-то что?

– Как что? Стоматологи в Италии дорогие.

– А медицину разве она оплачивает?

– Нет, конечно. Потому и боится. Когда зуб болит, от горничной толку мало.

– Фу, гадость какая. Я сама к такой работать не пойду.

Богдана отвернулась от противной тетки.

Разочарование нарастало. Из российского далека иностранцы представлялись такими утонченными, породистыми, приятно пахнущими. А на деле – рыночные торговки. Интонации базарные, голоса скрипучие. Каждая вторая с усиками. И одеты безвкусно, почти по-цыгански.

Собственная бабушка – хотя тоже нынче на рынке стояла из-за тяжелых времен – выглядела куда интеллигентнее.

– Зря ты ее прогнала, – хмыкнул Мирон, – она пятьсот тысяч лир предлагает.

– Это сколько?

– Почти триста пятьдесят долларов[7].

– Ничего себе! – опешила Богдана.

– Но работать надо без выходных. И ночью вставать. У нее мать в маразме.

– Не, тогда точно не хочу.

Он предрек:

– Другие и за двести припашут. На то же самое. – И отошел.

В столовке-пиццерии становилось все душнее, тетки-работодательницы источали тяжелые цветочные ароматы, от визгливых, неприятных голосов у Богданы начала трещать голова.

Все чаще вспоминала она предложение Мирона – остаться с ним – и все привлекательнее оно казалось. Не нужна ей такая Италия.