Код Онегина - стр. 40

Хозяйка пришла. Рука ее была на перевязи. Лицо ее было бледное и опухшее, глаза мутные.

– Намылились, – сказала она. – Свалить хотели.

– Чем вы, собственно, недовольны? – вежливо спросил Лева. – Вам заплачено. Как раз до сегодняшнего вечера. У нас закончилась командировка, и мы уезжаем домой, в Новосибирск.

– Котам нельзя! – сказала баба. – С котами нельзя!

Саша хотел сказать бабе, что он о ней думает, но Лева остановил его и сказал, что он заплатит за кота дополнительно. Хозяйка взяла у Левы деньги, но не успокаивалась:

– Накурили, насорили, нагадили… А убирать кто будет? Пушкин?

– Пушкин, – кивнул Лева. Он знал Сашину фамилию. Но хозяйка не знала ее и не поняла Левиной шутки, а продолжала ворчать. Все время, пока Саша ходил с веником по квартире и четырехэтажно матерился про себя, хозяйка ходила за ним по пятам и что-то вякала про Пушкина, который за всеми убирать должен, кто гадют. Саша терпел: нельзя было ввязываться ни в какие конфликты. Он только спросил бабу презрительно:

– Да ты Пушкина-то читала?

– А ты думаешь, я всегда под забором валялась? Конечно читала. В школе.

– Ну и что? Он тебе нравится?

– Кобель, – сказала хозяйка. – Но няньку старую любил. Она пьющая была, а он все равно любил, стихи ей писал. – Хозяйка отняла у Саши веник и сама стала подметать быстро и ловко, бормоча себе под нос: «Ты жива еще, моя старушка; жив и я, привет тебе, привет…»

– Да, хорошие стихи, – сказал Саша.

– А то! – сказала хозяйка. – Мне еще нравятся про парус, только я их позабыла.

– Парус, – проговорил Лева, взиравший на них обоих с любопытством, – порвали парус – каюсь, каюсь, каюсь… Эти?

– Да не помню я, – сказала хозяйка.

– Это разве Пушкин написал? – удивился Саша. – Я всегда думал, что Митяев.

Лева всплеснул руками и, ничего не ответив, ушел в комнату. На ходу он бормотал, совсем как хозяйка: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, друзья мои! Прекрасен наш союз. .»

– Твой товарищ какой-то чудной, – сказала Саше хозяйка.

– Ничего не чудной. Он профессор. Кандидат это… этологических наук.

Распрощавшись с хозяйкой – она помогла усадить Черномырдина в сумку, угостив его кусочком колбасы, – Саша и Лева отправились на Павелецкий вокзал. Они были осторожны: они не поехали от метро «Бауманская», они в метро вообще не ездили, потому что подозревали, что там их могут караулить, а дошли до «Павелецкой» пешком; они не пошли на Ленинградский или Киевский вокзал, потому что оттуда можно уехать в западном направлении и, стало быть, там их тоже могли караулить; они не выбрали Ярославский или Казанский, поскольку те были слишком близко к опасному Ленинградскому; они выбрали Павелецкий, ибо оттуда ни в какое порядочное место уехать было нельзя. Там они нашли самую старую и подслепую бабку, сдававшую комнаты. Денег у них оставалось все меньше и меньше.

Квартира, куда привела их бабка, оказалась не возле Павелецкого вокзала, а опять-таки близ Курского, на улице Бауманской; по-видимому, все обитатели этой улицы жили тем, что сдавали комнаты. Как беглецы ни петляли, а все упирались в Курский вокзал; из литературы известно, что это обычно заканчивается очень плохо. Саша и Лева не читали этой литературы, но все равно были испуганы и недовольны тем, что новая нора оказалась всего в двух кварталах от старой. Но ничего другого бабка им предложить в данный момент не могла или не хотела. Делать было нечего. Они стали обживать новую нору. Эта нора была относительно чистая и даже с двумя кроватями. Они поели и растянулись на кроватях. Можно сказать, что они блаженствовали – примерно в такой же степени, в какой мог бы блаженствовать человек, который, убегая от разъяренного льва, ухитрился влезть на дерево, одиноко растущее посреди саванны, и наблюдающий оттуда, как лев ревет и раздирает ствол когтями.