Код апокалипсиса 33. Часть 6. Погружение - стр. 22

Вот с тех самых обид и продолжу дальнейший свой рассказ, а это небольшое отступление отнесу к фазе образования нового ума. Того, что сам Бог сотворил на базе той самой извращенной во времени души. Так бывает и об том будет еще сказано. Только уже не мною, а им самим, коли душа его точно того же возжелает.

Так вот. Освободившись от тела того Гомера, я вновь в жизнь иную обратился и стал более приземист в своей жизненной осанке, немного ко всему еще и жирку подбросив. Таким меня сделала еще и природа, по которой я, естественно, скучал, так как привык в то раннее время становления души ею по-настоящему пользоваться, что значит, питаться всеми ее сладостями, включая то самое последнее, о чем говорил.

Так вот я приобрел свое новое лицо и уже совсем не был похож на предыдущее мое выражение, что значительно облегчало мою внутреннюю участь и давало возможность высказаться во времени как-то по-новому. Чем, собственно, я и воспользовался, устремив опять свой взгляд на небеса, которые на то время почему-то то сходились, то расходились, забирая повсеместно грозами, молниями, градами и чем-то таким, от которого становилось совсем зябко, а по телу текли ручьи, словно от какого-то дождя.

Так плакала сама природа, и я в том усмотрел свое, так и запечатлев по памяти все те мои ощущения. Вновь труд свой я создал и на этот раз поимел он больший успех среди населения разного и во многом уже на себе понес я все те благодарности, что сотворили сами люди. То был труд невозврата людского опосля жизни земной и многое было почерпнуто из нее самой, так как я сам видел, что то невозможно. Лишь некоторые отнеслись ко мне с недоверием, а все остальные хором поверили. За что, честь им и хвала от меня самого, так как своим признанием они вновь пробудили во мне аппетит к той самой словесной науке, что людским говором называется.

Так вот я стал писать далее и спустя время некоторое насочинял столько, сколько не смог бы по-настоящему прочитать ни один тот человек, так как ему просто было бы некогда все мои премудрости постигать.

Стал я словесным философом. Так оно в истории отложилось, и так оно было на самом деле. Назвали меня за то Софоклом, что примерно то же собою и представляло.

А до того именовали меня по-другому. Попросту боровом звали от вида моего, можно сказать, еще с раннего возраста. И надо сказать, что имена во все времена как раз за дела давали, и было такое, что и вовсе их не было у кого, так как не за что было их давать.

Конец ознакомительного фрагмента.