Кочубей - стр. 6
Поймав слухом приглушенный, тихий говор у реки, они крадучись подошли к группе лежащих людей. Поднялись штыки. Кочубей отпрянул:
– Тю, нечистая сила, своего чуть не запороли, як кабана.
– Пропуск? – спросил один.
– Да я – Ваня Кочубей!
– Пропуск? – раздельно повторил тот же голос.
– Начальник штаба, скажи им пропуск, я шось запамятовал, як там…
– Мундир.
Штыки опустились. Человек в мохнатой папахе, спросивший пароль, шепнул на ухо Рою отзыв:
– Москва. – И добавил, не оборачиваясь: – Ложитесь!
Невдалеке еле слышно стонал человек.
– Шо с им? – спросил Кочубей.
– Высунулся, ранило, – отвечал человек в папахе.
– Пулька дура: высунулся – и чик его, – скороговоркой произнес лежавший рядом; у него был тонкий, даже пискливый голос.
– В бедро ранило, – добавил третий, в черкеске.
– Перевязку-то сделали? – забеспокоился Кочубей.
– Да. Старцев перевязал, как умел, – ответил человек в папахе. – Ему больно оттого, что кричать нельзя. Будь ему свободней, он бы всю боль криком выгнал.
– Надо сестру с моего госпиталя. Добра есть у меня милосердная сестра.
– Как хвалиться, лучше позвал бы.
– Надо – позову.
– Ну как же не надо, – заметил тот, что был без шапки, – до утра кой-кого еще подденет…
Кочубей приказал:
– Адъютант, за сестрой!
В темноте скрылся Левшаков, самый преданный и самый, по внешнему виду, невзрачный адъютант, которого знала история. Он с гордостью именовал себя адъютантом, но никогда не интересовался внешними отличиями этого чина. Однажды ему предложили аксельбанты, снятые с убитого офицера. Аксельбанты Левшакова обидели, и он приспособил их на репицу своего боевого коня.
Кочубей, отослав Левшакова, полюбопытствовал:
– А кто ж вы будете: рядовые брюхолазы або начальство?
– Можно и познакомиться, – просто сказал человек в папахе. – Кандыбин – помощник комиссара фронта.
– Старцев – военный руководитель, да и комиссар тоже, – представился человек в черкеске.
– А он тоже комиссар? – неприязненно, ткнув пальцем в третьего, с тонким голоском, спросил Кочубей.
– Нет, это Птаха – командир кавалерии у Кондрашева. Наездник, – ответил Кандыбин и передвинулся ближе к плетню, так как ему показалось, что с той стороны плеснули весла.
– Эге, – покрутил головой Кочубей, – этот для меня понятный, вот этот самый Птаха, а вот як комиссары в самый переплет влипли, га?
Кандыбин сдержанно засмеялся.
– Потому что комиссары, больше не почему.
Вскоре прибыла сестра. Вынырнув из темноты вслед за Левшаковым, она деловито спросила:
– Где раненый?
Раненый подполз. Наталья начала возиться около него, тихонечко покрикивая:
– Ну-ну, не скули. Переворачивайся же! Ну и колода! Пустяковая рана. Тише скули, а то кадет подслухает. Ну и мужики дохлые пошли.
Пехотинец был ранен в бедро, потерял много крови. Рана была серьезная. Боец поворачивался с трудом.
– Эй, вы, – позвала Наталья, – помогите! Замучилась.
Провожаемый шутками товарищей, на помощь подполз боец.
– Ничего не вижу. Куда тащить?
– Не знаешь куда? Первый раз? – прикрикнула на него сестра.
Раненый вскоре притих и лежал, будто перерезанный надвое белым бинтом перевязки. Наталья, развернув узел, принесенный с собой, наливала в кружку молока. Во фляге булькало, и помогавший Наталье боец, почуяв, что у нее имеется кое-что перекусить, потянулся к узлу. Наталья ударила его по спине.