Кочубей - стр. 20

Страшен и нелеп был человек, разделенный надвое. Пелипенко не оглянулся. Сгорбился и, дорвавшись до пулеметов, кружил шашкой, озлобленный и молчаливый, и свистел воздух вокруг него.

…Станица была взята. Поле боя объезжал Кочубей.

Хмурился, замечая то там, то здесь белые папахи своих любимых лебедей. Иногда подолгу задерживался у трупа известного ему бойца. Вздыхал, качал головой.

– А это шо за комедь? – воскликнул он, увидав на орудии обезглавленного человека.

Узнав Мудракова, снял шапку.

– Добре помер Панахида! Похоронить его с воинскими почестями. А докторам восстановить в прежней доблести Титово тело.

На церковной площади Кочубей выстроил бригаду и на глазах всех расцеловал отличившегося в бою Кандыбина. Это считалось лучшей наградой в кочубеевской части.

– Молодец! Вот это комиссар! Ну, давай руку, товарищ будешь, и кличь меня завсегда Ванькой.

Бригада кричала «ура», а комиссару подвели другого коня, хороших кровей, из заводных7 лошадей Кочубея (Кандыбин с некоторой грустью расстался с «Трехногой дурой»). Кочубей, поблагодарив бойцов за атаку, вызвал командира временно ему приданного Ейского полка, Деревянникова, вялого, пугливого человека, и приказал ему:

– За ночь вывезти из станицы все. Хай кадеты воздух глотают. Вывезешь – наградю, не вывезешь – перед бригадой зарубаю самолично.

Отпустив Деревянникова и заметив перебегавшую площадь старушку, подозвал ее.

– Где поп с этой церкви?

– На шо ж вам батюшка? Ой, лишечко! – запричитала старуха. – Убивать?

– Молебна хочу служить, – подбоченясь, ответил Кочубей.

– Молебна? А говорили, у большевиков бога нема, – удивилась старуха и всплеснула руками. – Да как же вы служить будете, сыночек, ведь батюшка-то утек с кадюками.

– Эге!.. – протянул Кочубей. – Раз нет попа, не надо и церкви… Хлопцы, давай ее палить – поп утек.

Охотники побежали за соломой. Вскоре первым появился Пелипенко, таща на спине целую копну бурьянистого сена, увязанного возовой веревкой.

– Хлопцы на огородах смыкают солому, а мне хозяин бурьян приспособил, – хвалился он, сваливая принесенное у паперти и отдуваясь. – Давай спички.

– Подожди, Пелипенко, пока ребята еще припрут соломы, а то не загорится, – посоветовал кто-то.

– Загорится, як от керосина, – поощрил Кочубей. – Эй, хлопцы, солому тащить до самого алтаря!..

Кандыбин отозвал Кочубея:

– Ваня! Зря ты это делаешь.

– А ты шо мне за указ? – усмехнулся он.

– Ведь это противореволюционно…

Кочубей махнул рукой.

– Давай, Пелипенко, шо ж ты чухаешься?

В церковь вносили вязанки соломы. В ожидании веселого зрелища бойцы перешучивались, покуривали, смеялись.

– Ты должен отменить, – наступая, требовал комиссар.

– Да шо ты привязался? – вспылил Кочубей. – Шо, ты мне приказы будешь отдавать?

– Ты не хочешь, я сам отменю, – твердо сказал комиссар. – Товарищи!.. – крикнул он.

Рассерженный Кочубей тряхнул его за грудь. Комиссар, вырываясь, выхватил кинжал.

– Вот так комиссар! – Комбриг крепко держал Кандыбина за руку. На уровне глаз комиссара матово поблескивало дуло кочубеевского нагана. – Эх ты! Вот як надо, – и вывернул руку, кинжал упал на землю. Потом засунул наган за пояс и удовлетворенно заметил: – Вот это комиссар! Еще раз товарищем будешь.

Добавил тоном, не терпящим никаких возражений:

– А церковь спалим, есть мой приказ. А за компанию – подпустим красного петуха и станице. За станицу режь Сорокина, он приказал. Давай поглядим, яка тут церковь.