Княжья травница - стр. 31

Жар душил, и я рванула воротник рубашки, чтобы освободить горло. Пальцы нащупали камушек, который дала старая цыганка, и сжали его машинально. Был бы крестик, я бы его сжала и молилась бы… А тут… Что мне сделать, чтобы прекратилась эта боль, чтобы лихорадка ушла? Как делали эти ведьмы, как лечили сами себя? Скосив глаза на голубой камушек, я с досадой подумала: толку с него, как с козла молока! Но зачем-то же мне его дали?

— Сделай же что-нибудь, — простонала, обращаясь к кулону, и закрыла глаза.

Сколько времени я так пролежала, стиснув в ладони камушек и мучась от головной боли, не знаю. Но, когда очнулась от полусна и с трудом открыла тяжёлые, как свинец, веки, в избушке уже поселились сумерки. Печка потухла, свечей я не зажигала. Надо встать… Надо попробовать встать.

Ноги и руки слушались. Я села на топчане, прислушалась к своим ощущениям. Ни жара, ни озноба. Головная боль утихла. Поднявшись так осторожно, будто боялась расплескаться, я снова прислушалась к внутреннему состоянию. Похоже, выздоровела. Даже странно. Да, говорят, во сне люди выздоравливают… Но не так быстро же! И не от жара в тридцать девять! Кулон… Я сжимала кулон в руке! Скосив глаза, удивилась: кулон был молочно-белого цвета, весь!

Значит, вот так вот…

Вот и отдала болезнь в камень. Правильно говорят умные люди: на практике теория учится лучше. Ещё один опыт в мою копилочку… Что ж, теперь можно дальше жить, зная, что я умею немного больше.

Хоть бы князю помогло.

Отвар корня и цветов репейника я приготовила быстро. У старой ведьмы было всё необходимое: железная перекладина, которую можно было вставить в дырочки в боках печи, крюк и подвесные котелки разных размеров. Для восьми русалок я взяла самый большой котелок. У меня вышло почти три литра масла, которое я слегка поварила на огне и поставила остужаться на порог. По-хорошему надо было настоять сутки, но я хотела уже сегодня отнести снадобье русалкам и покончить с этим.

Уже стемнело, когда я процедила масло через самую редкую ткань, которую нашла в сундуке ведьмы, перелила его в кувшин и понесла к реке.

— Привет, девочки! — бодренько бросила голым девицам, которые булькали на своём рыбьем языке, пытаясь расчесать гребнями непослушные космы длинных волос. Одна из русалок указала пальцем на мой кувшин:

— Снадобье принесла?

— А как же! Давайте, кто первая?

— Я, — поколебавшись, заявила русалка. — Это надо выпить?

— Нет. Макни свой гребень в кувшин и начинай чесать волосы с концов, — объяснила я ей. Русалка смотрела на меня с таким недоверием, что я фыркнула: — Дай, я покажу как!

Она быстро спрятала костяную расчёску за спину:

— Не дам! А то заставишь для тебя петь или полы мести в твоей избушке!

— Не надо мне петь, господи! А полы я и сама могу подмести, дай, говорю!

— Точно не обманешь?

Её рыбьи глаза смотрели с подозрением. Я подняла руку и положила её на горлышко кувшина, как на библию, сказала торжественно:

— Клянусь, что никогда ни одной из вас не сделаю ничего плохого!

Под тревожное бульканье подруг русалка протянула мне гребень. Обмакнув его в масло, я взяла одну из длинных светлых прядей и принялась чесать, распутывая. Дело пошло легко, и мне стало приятно, что нашла верное средство. Вот такая профессиональная гордость проснулась.

— Как дивно-о, — протянула своим скучным голосом русалка. — И впрямь чешет, как будто без усилия! Дай-ка я теперь.