Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки - стр. 20
Потом перехожу к действиям. Сначала стучу по дверям тихонько, но не получив ответа, принимаюсь барабанить всё громче и громче.
Можно, конечно, попытаться выбраться через окно. Но, во-первых, этаж не первый, а второй, а потолки здесь высокие. А во-вторых, не пристало благородной девице вести себя как дворовому мальчишке. Еще слуги увидят, пересудов потом не оберешься.
Ночной горшок под кроватью, так что с этим всё в порядке. Но ограничение свободы обидно само по себе.
– Чего изволите, графинюшка? – слышу, наконец, голос Меланьи Никитичны с коридора.
– Выйти изволю! – кричу я. – Это ты меня заперла?
Нянюшка отвечает не сразу:
– Барыня велела. Не нужно было вам, Наталья Кирилловна, тетушку вечор сердить. И на что вам эти уроки сдались? С кем вы по-хранцузки разговаривать будете?
Она так смешно коверкает слово «по-французски», что я смеюсь. А она обижается:
– А где я неправду сказала? Татьяна Андреевна не любит, коли ей перечат. И не слушали бы вы Александра Денисовича. Ну, зачем вам, графинюшка, в Петербург ехать? Я там, врать не буду, не бывала, но Захар Кузьмич сказывал, что город страсть какой большой. Людей там много, и всякий обидеть может. Да и разве вам здесь плохо, графинюшка?
Судя по всему, для прислуги содержание нашего вчерашнего разговора отнюдь не тайна. И понять нянюшку можно. Её, всю жизнь прожившую в провинции, столица пугает.
– А давайте, графинюшка, я Татьяне Андреевне скажу, что вы о своих словах сожалеете. Ну, мало ли чего сболтнули? Со всяким бывает. Небось, еще и наливки вишневой вчера пригубили?
Забота ее искренна и трогательна, но я не намерена отступать. Это прежнюю Наташу устраивало такое положение дел. Но я – совсем другая! И тетушка должна это понять!
– Меланьюшка, а позови-ка ты Татьяну Андреевну сюда!
Нянюшка понимает мои слова по-своему:
– А и то ладно, графинюшка! Так и лучше – сами у нее прощения попросите. Ни к чему вам с ней в ссоре пребывать.
По затихающему звуку шаркающих шагов я понимаю, что старушка побежала к Самохваловой. Чувствую волнение.
Тетя появляется не сразу – то ли и вправду была занята важными делами (к сожалению, я об управлении поместьем решительно ничего не знаю), то ли просто решила, что лишний час сидения взаперти пойдет мне на пользу.
Дверь отворяется, и Татьяна Андреевна одаривает меня суровым взглядом.
– Меланья сказала, ты поговорить со мною хочешь? Ну, что же, я слушаю!
Она проходит в комнату и опускается на единственный стул, вынуждая меня стоять перед собой как провинившуюся школьницу. Но я после секундного раздумья сажусь на кровать. Может быть, так не полагается, но я в здешних этикетах разбираюсь плохо.
Взгляд тетушки становится еще строже.
– Ты сильно переменилась, Наташенька. Доктор говорит, это могут быть последствия болезни. Я готова проявлять снисхождение, но до разумных пределов. Я – твоя опекунша и имею право поступать так, как считаю нужным. И когда я пыталась оградить тебя от всяких модных веяний, я действовала исключительно в твоих интересах. Мне казалось, мы с тобой понимаем друг друга. Учитель-француз, что приходит к Бельским, вольнодумец, каких поискать. К тому же, он молод и не женат. А ты – девица красивая, еще разговоры какие пойдут. Зачем нам это надобно?
Я пытаюсь вставить хоть слово:
– Но он же учит Веру!