Князь Рысев - стр. 27

– А ты так и остался стоять. Я бы сказал, что «уважаю», но ведь не уважаю, Федя. Мое предложение все еще в силе, но теперь немного изменилось. Отпущу только тебя. – Я почти нутром чуял, как под маской этот пижон корчит наимерзейшую из всех возможных лыб. – Род Рысевых всегда славился умением вовремя и позорно дать деру. Так не будем же портить эту постыдную традицию, останемся верны благоразумию. Да, Федор? У тебя есть ровным счетом десять секунд, прежде чем я спущу курок. Бросай клинок, развернись и уйди.

Глянул на Тармаева-старшего – тот, кажется, не строил никаких иллюзий насчет меня. Понимал, что здесь я ничего не смогу сделать. Он словно взглядом пытался сказать мне, что поймет, если я поступлю именно так, как мне и говорят.

А вот Алискины глаза говорили об обратном. Пусть он простит. Пусть весь мир изойдет на слюну всепрощения, но она запомнит мой уход на всю жизнь. И не будет мне ни сна, ни покоя – даже после смерти ее дух будет приходить ко мне муками совести.

Я закусил губу, взгляд бегал по всему, что видел. Ну же, буковки, строки и предложения – давайте, сейчас на вас вся надежда! Расскажите мне все обо всем в этой комнате.

И обо всех.

– Восемь, – вдруг проговорил парень. – Хочешь, я тебе, как маленькому, отсчитаю? Времени у меня не так уж и много, но десять секунд – чего не отыщешь для дорогого друга?

У Менделеева было добрых шестнадцать очков в интеллекте, что делало его полоску маны воистину резиновой. Удался он и в харизму, а вот про силу, кажется, вовсе забыл. Жалких два очка?

Я кивнул самому себе, все еще не зная, что делать с этой информацией.

– Четы-ы-ы-ре с полови-и-и-инкой. – Мерзавец издевался над моей стойкостью. Будто зная, что я не выдержу, развернусь и уйду. Наверно, прежний Рысев именно так бы и сделал.

А вот два укрывшихся в тенях паука – уже нечто полезное. Я бросил взгляд на возносящийся рядом шкаф – если нырну за него за долю секунды, то, возможно, их паутина меня не заденет. Главным было лишить поганца пистолета, способностей, что достанут меня на расстоянии, у него не наблюдалось.

– Два-а-а-а…

Я вдруг развернулся, собираясь уйти. Менделеев же улыбнулся – просто не мог не улыбнуться. То, что он собрался сказать, говорят лишь с насмешкой.

– Скажи на милость, Рысев, тебе не позорно быть такой никчемной, жалкой и трусливой собакой, которую пинает каждый, у кого только поднимется нога?

– Вот сейчас и выясним. Подонок! – через плечо бросил ему я и нырнул к шкафу. Будто только того и ждавший Константин одарил меня волной черного, уничижающего хохота.

– Я знал, что если хорошенько наперчить под хвост, в тебе взыграет какая-никакая, но гордость. Я бы сказал, что уважа…

Я не дал ему договорить, что есть сил приложив ногой по шкафу. Столкнуть не получилось, а вот заставить покачнуться – очень даже. Парящий по воздуху алхимик спешил прочь, его пауки-охранники нырнули ко мне. Первый шлепнулся прямо передо мной на пол. Поднял брюшко, собираясь плюнуть паутиной. Ага, щас! Я поддел его ногой, будто футбольный мяч, отшвыривая прочь. Второй, раскачиваясь на паутине, мечтал оказаться у меня за спиной. Мой клинок вспорол его надежды вместе с тонким слоем хрустящего хитина – зеленые, жидкие потроха брызнули в разные стороны, грязью осев на острие меча.