Князь Пустоты. Книга вторая. Воин-Пророк - стр. 72
С первых же дней похода Найюр испытывал серьезные опасения насчет Священного воинства. До сих пор едва ли не все его предложения, высказанные на советах, либо просто отвергались, либо высмеивались в открытую. Мягкотелые придурки!
Во многих отношениях Священное воинство было полной противоположностью скюльвендской орде. Степной народ не терпел, чтобы за ним кто-то тащился. Никаких рабов, подтирающих задницу хозяину, никаких прорицателей и жрецов, и уж, конечно, никаких баб – их всегда можно найти во вражеской стране. Скюльвенды брали с собой ровно столько, сколько могли унести конь и всадник, – даже для самых долгих походов. Если у них заканчивался амикут и не удавалось раздобыть еды, они пили кровь своих коней либо ходили голодными. Их лошади были маленькими, невзрачными и относительно небыстрыми, но зато приспособленными к жизни под открытым небом. Коню, на котором Найюр ехал сейчас, не просто требовалось зерно вместо травы; ему требовалось столько зерна, что его хватило бы на трех человек!
Безумие.
Единственным, против чего Найюр не протестовал, был распад Священного воинства – именно то, чего так боялось напыщенное дворянство. Что такое с этими айнрити? Они что, спят с собственными сестрами? Или их в детстве часто бьют по голове? Ведь чем больше войско, тем медленнее оно продвигается. Чем медленнее оно продвигается, тем больше припасов съедает. Что тут непонятного? Проблема не в том, что Священное воинство разделилось. У него просто не было другого выхода: Гедея, судя по описанию, страна бедная и малонаселенная. Проблема в том, что они разделились, ничего не обдумав, не выслав разведку, не согласовав маршруты продвижения и способы связи.
Но как заставить их понять это? Понять, что от этого согласования зависит жизнь Священного воинства. Зависит все…
Найюр сплюнул в пыль, послушал их перебранку, посмотрел, как они размахивают руками.
Важным было лишь одно: убить Анасуримбора Моэнгхуса. Вот мера всего.
«Любое унижение… Все, что угодно!»
– Лорд Ингиабан! – крикнул Найюр.
Спорщики умолкли и повернулись к нему.
– Скачите обратно к главной колонне и приведите хотя бы сотню людей. Фаним любят внезапно обрушиться на тех, кто отходит посмотреть на покойников.
Когда никто из толпящихся внизу дворян не сдвинулся с места, Найюр выругался и поскакал вниз по склону. Пройас нахмурился при его приближении, но ничего не сказал.
«Он меня испытывает».
– Меня не волнует, считаете ли вы меня наглецом, – сказал Найюр. – Я говорю только то, что должно быть сделано.
– Я съезжу, – вызвался Ксинем и уже развернул было коня.
– Нет, – отрезал Найюр. – Поедет лорд Ингиабан.
Ингиабан заворчал, провел пальцами по синим воробьям, вышитым на котте, – знаку его дома – и гневно взглянул на Найюра.
– Из всех псов, которые осмеливались мочиться мне на ногу, – бросил он, – ты – единственный, кто прицелился выше колена.
Несколько придворных загоготали, а палатин Кетанейский с горечью усмехнулся.
– Но прежде чем я сменю брюки, – продолжил Ингиабан, – пожалуйста, объясни, скюльвенд, почему ты решил помочиться именно на меня.
Найюра эта речь не позабавила.
– Потому что твои люди ближе всего к нам. Потому что на кон поставлена жизнь твоего принца.
Худощавый длиннолицый придворный побледнел.
– Делай, как он говорит! – крикнул Ксинем.