Князь Пустоты. Книга вторая. Воин-Пророк - стр. 58
Они пили неразбавленное вино, ели хлеб, лук-порей и солонину. Ахкеймион переводил обрывки текстов, сохранившихся на мозаике.
– Маррукиз, – сказал он, изучая стилизованную печать с надписью на высоком шайском. – Это место когда-то принадлежало Маррукизу, духовной общине при Тысяче Храмов… Если я правильно помню, она была уничтожена, когда фаним захватили Шайме… Значит, это место было заброшено задолго до падения Гедеи.
Келлхус тут же задал несколько вопросов касательно духовных общин – ну конечно же! Поскольку Эсменет разбиралась в тонкостях жизни Тысячи Храмов куда лучше его, Ахкеймион предоставил отвечать ей. В конце концов, она спала со священниками всех мыслимых общин, сект и культов…
Трахала их.
Слушая ее объяснения, Ахкеймион разглядывал ремешки своей сандалии. Он понял, что ему нужна новая обувь. И его охватила глубокая печаль, злосчастная печаль человека, которого изводит все до последней мелочи. Где он найдет сандалии среди этого безумия?
Ахкеймион извинился и отошел от костра.
Некоторое время он сидел за пределами круга света, на обломках, свалившихся в рощу. Все вокруг было черным, кроме железных деревьев, но их цветущие кроны, медленно покачивавшиеся на ветру, в лунном свете казались таинственными и неземными. Их горьковато-сладкий запах напоминал о садах Ксинема.
– Опять хандришь? – раздался за спиной голос Эсменет.
Ахкеймион обернулся и увидел ее в полумраке, окрашенную в те же бледные тона, что и все вокруг. Он поразился, как ночь заставляет камень походить на кожу, а кожу – на камень. Потом Эсменет очутилась в его объятиях и принялась целовать его, стягивая с него льняную рясу. Он прижал ее к треснувшему алтарю; его руки шарили по ее бедрам и ягодицам. Она на ощупь отыскала его член и ухватила обеими руками.
Они слились воедино.
Потом, стряхивая грязь с кожи и с одежды, они улыбнулись друг другу понимающей, робкой улыбкой.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Ахкеймион.
Эсменет издала странный звук, нечто среднее между смешком и вздохом.
– Ничего, – сказала она. – Ничего такого нежного, распутного и восхитительного. Ничего такого волшебного, как это место…
– Я имел в виду Келлхуса.
Вспышка гнева.
– Ты что, вообще ни о чем больше не думаешь?
У Ахкеймиона перехватило дыхание.
– Как я могу?
Эсменет сделалась отчужденной и непроницаемой. Над развалинами зазвенел смех Серве, и Ахкеймион поймал себя на том, что гадает – что же такого сказал Келлхус.
– Он необычный, – пробормотала Эсменет, старательно не глядя на Ахкеймиона.
«Ну и что же мне делать?» – захотелось крикнуть ему.
Но он промолчал, пытаясь задушить рев внутренних голосов.
– У нас есть мы, – внезапно сказала Эсменет. – Ведь правда, Акка?
– Конечно, есть. Но что…
– Но что еще имеет значение, если мы есть друг у друга?
Вечно она его перебивает…
– Сейен милостивый, женщина, он – Предвестник!
– Но мы можем бежать! От Завета. От него. Мы можем спрятаться. Мы с тобой, вдвоем!
– Но, Эсми… Эта ноша…
– Не наша! – прошипела она. – Почему мы должны страдать из-за нее? Давай убежим! Ну пожалуйста, Акка! Давай оставим все это безумие позади!
– Глупости, Эсменет. От конца света не убежишь! А если бы нам и удалось бежать, я стал бы колдуном без школы – волшебником, Эсми! Это еще хуже, чем быть ведьмой! Они откроют охоту на меня. Все они – не только Завет. Школы не терпят волшебников…