Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен - стр. 24
Гешрунни вытаращил глаза. «Значит, им все известно!»
Опасность всегда его отрезвляла. Он сунул руку в карман, стиснул в кулаке хору – и мощным броском метнул ее в адепта.
Или в того, кого он принял за Багряного адепта. Но незнакомец поймал Безделушку на лету – так небрежно, будто это и впрямь была всего лишь забавная безделица. Повертел ее в руках, как придирчивый меняла – медную монетку. Поднял голову и улыбнулся, моргнув большими телячьими глазами.
– Оч-чень ценный подарок, – сказал он. – Спасибо тебе, конечно, но, боюсь, это неравноценная замена тому, чего я хотел.
«Это не колдун!» Гешрунни раз видел, что бывает, когда хора касается колдуна: вспышка, сгорающая плоть, обугливающиеся кости… Тогда что же это за человек?
– Кто ты? – спросил Гешрунни.
– Тебе, раб, этого не понять.
Командир джаврегов усмехнулся. «Возможно, просто идиот». Он напустил на себя опасное пьяное дружелюбие. Подошел к человечку вплотную и с размаху опустил мозолистую руку на мягкое, словно ватой подбитое плечо. Тот поднял на него телячьи глаза.
– Ох ты, – прошептал незнакомец, – да ты мало того что идиот – ты еще и храбрый идиот вдобавок?
«Отчего он не боится?» Гешрунни вспомнилось, как непринужденно человечек поймал хору, и он почувствовал себя беззащитным. Но отступить он не мог.
– Кто ты? – прохрипел Гешрунни. – Давно ли ты шпионишь за мной?
– Шпионю? За тобой? – Толстячок едва не расхохотался. – Что за самомнение! Рабу такое не к лицу.
«Значит, он шпионит за Ахкеймионом? Да что же это такое?» Гешрунни, как офицеру, было не привыкать запугивать людей, угрожающе нависая над ними. Но этот отчего-то не запугивался. Пухленький, мягкий, он тем не менее чувствовал себя вполне уверенно. Гешрунни это видел. И если бы не неразбавленное вино, ему сделалось бы страшно.
Он сильно стиснул жирное плечо толстячка.
– Говори, пузан, – прошипел он сквозь стиснутые зубы, – или я вытру пыль твоими кишками!
Свободной рукой Гешрунни выхватил нож.
– Кто ты такой?
Толстячок невозмутимо улыбнулся неожиданно жестокой усмешкой.
– Что может быть неприятнее раба, который не желает знать своего места?
Гешрунни, ошеломленный, уставился на свою руку, которая внезапно обвисла. Нож шлепнулся в пыль. Затрещал рукав незнакомца.
– На место, раб! – приказал толстяк.
– Что ты сказал?
Пощечина оглушила Гешрунни, от неожиданной боли слезы брызнули из глаз.
– Я сказал – на место!
Еще одна пощечина, такая сильная, что зубы зашатались. Гешрунни отступил на несколько шагов, пытаясь поднять отяжелевшую руку. Как такое может быть?
– Нелегкая нам предстоит работенка, – печально заметил незнакомец, подходя к нему вплотную, – если даже их рабы одержимы такой гордыней!
Гешрунни в панике пытался нащупать рукоять меча.
Толстяк остановился. Взгляд его метнулся к мечу Гешрунни.
– Ну, обнажи его, – сказал немыслимо ледяной, нечеловеческий голос.
Гешрунни выпучил глаза и застыл, уставясь на вздымающийся перед ним силуэт.
– Я сказал, обнажи меч!
Гешрунни колебался.
Еще одна пощечина – и он рухнул на колени.
– Кто ты?! – воскликнул Гешрунни окровавленными губами.
Тень толстяка упала на него, и Гешрунни увидел, как круглое лицо опало, а потом натянулось, туго, точно кулак попрошайки, стиснувший монету. «Колдовство! Но как такое может быть? У него в руке хора…»