Князь Мещерский - стр. 8
В тот день его потащили на допрос поздним утром. Войдя в комнату, Борис кроме знакомого следователя и охраны увидел двух генералов в мундирах. Одного он узнал: Татищев, командир Отдельного корпуса жандармов. Тот присутствовал на первом допросе Бориса, орал на него, требуя сдать подельников, топал ногами. Борис в ответ плюнул, после чего жандармы отмутузили его до потери сознания. Второй генерал, вернее действительный статский советник, был незнаком. Молодой, рыжий, с орденами на мундире. Еще Борис разглядел у него знак военного врача. Что за тип? Чего ему нужно?
– Разденьте его до пояса и привяжите к стулу, – велел незнакомец конвоирам Бориса.
Татищев кивнул, и жандармы споро сорвали с Бориса пиджак, верхнюю и нижнюю рубахи, после чего усадили на стул и связали ему руки за спинкой.
– Пытать будет, сатрапы? – усмехнулся Борис. – Все равно ничего не скажу!
– Завяжите ему рот! – приказал врач.
– Зачем? – удивился следователь.
– Орать громко будет, – пояснил действительный статский советник. – Слюни пускать. Когда готов будет говорить, рот освободим.
– Не дождешься, сатрап! – выкрикнул Борис.
Более он ничего не успел сказать. Жандарм ловко завязал ему рот какой-то тряпкой. Говорить более не получалось – только мычать.
Действительный статский советник тем временем подошел ближе и несколько секунд молча разглядывал Бориса. В его взоре не было злости и ненависти, как у следователя или Татищева, к чему Савинков уже привык. Незнакомец смотрел на него гадливо, как на тифозную вошь. Затем он пробежался пальцами по телу Бориса, легко нажимая подушечками в каких-то ему интересных местах. Было щекотно. Внезапно под одним из пальцев будто током ударило. Борису было знакомо это ощущение: в одной из своих личин он подвизался в роли монтера, тогда и познакомился с электричеством.
– Кажется, здесь, – пробормотал незнакомец, вытащил из-за обшлага мундира маленькое шильце с ручкой-шариком на конце, какие используют скорняки для мелких работ, после чего воткнул его острым кончиком в тело арестанта.
Судорога скрутила тело Бориса. Так больно ему не было никогда в жизни. Боль терзала его, разрывая на части – его словно пилили заживо, причем тупой деревянной пилой. Терпеть этого не было сил. Мочевой пузырь и кишечник арестанта избавились от своего содержимого, в комнате завоняло, но Борис этого не ощутил. «Господи, дай мне умереть! – билась в голове отчаянная мольба. – Скорей, Господи!» В этот миг Борис забыл, что он атеист и страстно молился тому, чье существование ранее высокомерно отрицал.
Внезапно боль исчезла. Это было блаженством: великим, ни с чем не сравнимым – даже с близостью с женщиной. Радость охватила Бориса, он облегченно вздохнул и уже осмысленно посмотрел на своего мучителя. Тот выглядел невозмутимым.
– Будешь говорить? – спросил спокойно. – Если согласен, кивни.
В ответ Борис завертел головой. Не дождется, сатрап!
– Значит, повторим, – заключил сатрап и вновь воткнул в тело Бориса свое жуткое шильце…