Княгиня Ольга. Волки Карачуна - стр. 9
– Можно не выбирать, пока все живут мирно и исполняют уговор. – Ведьма-рагана снова уловила, о чем думает девушка. Она говорила по-словенски свободно, и выдавал ее лишь выговор – как у тех многочисленных голядок, что отосланы замуж в смолянские роды. – Но твой отец нарушил уговор. И вы, его дети, должны решать, на какой вы стороне. На стороне правды или обмана. И больше всего это должна решить ты. Твои братья – простого рода, вся их честь – в отце. Но в тебе кровь древних смолянских князей Велеборовичей. Кровь твоих обманом погубленных дедов и бабок. Я знаю: твоя другая бабка хочет, чтобы ты забыла их. Но каждый миг ты ступаешь по земле, с которой смешан их прах. Они ждут, что ты вспомнишь о них. Иначе… иначе они не вспомнят о тебе, когда придет час.
– К-какой час? – прошептала Ведома, придавленная смутной угрозой этих непонятных слов.
– Час судьбы. Когда придет время решать, кому владеть этой землей, каждому придется выбрать и понять, кто же он сам. Когда ты решишь, приходи сюда и оставь здесь платок. – Ведьма-рагана концом посоха указала на березу, под которой стояла Ведома во время медвежьей пляски. – И на другой день после этого приходи снова. Теперь ступай.
Ведома неуверенно поклонилась и попятилась. Лишь отодвинувшись на несколько шагов, она повернулась и вошла в рощу. Оглядываться не стала. Но чем дальше она отходила от солнечной поляны, тем сильнее била дрожь.
Переваливаясь, три медведя ушли прочь с поляны. Когда деревья сомкнулись за их спинами, походка их изменилась, будто чары остались позади, и сделалась более похожа на человеческую. Удалившись шагов на пятьдесят, они остановились под дубом, рухнули наземь, перекатились через головы, и из-под шкуры показались лица.
«Медведи» превратились в троих мужчин: один был постарше, с полуседой бородой, и двое парней, тоже довольно взрослых, лет восемнадцати-двадцати. Полуседой сразу поднялся и стал сворачивать шкуру с личиной из высушенной морды. Один парень сидел на земле, наполовину высвободив из шкуры обнаженные плечи и грудь. Другой вытянулся на спине, закинув руки за голову, и косматый мех лежал вокруг него, как лепестки дивного цветка.
Это был весьма красивый парень, с правильными чертами лица и длинными светло-русыми волосами; прохладный взгляд светло-серых глаз был дерзким, даже нагловатым. Но сейчас его лицо выражало безмятежность и блаженство, как у заново рожденного. Наполовину высвободившись из шкуры, он впитывал свежий воздух, тепло солнечных лучей, ни с чем не сравнимый запах свежей листвы. В такие мгновения ему хотелось обнять землю, как невесту. Солнце мелькало сквозь листья, и казалось, русалки из ветвей подмигивают игриво.
– Радоха, вставай! – крикнул ему старший. – Хватит валяться. Твой родич дожидается.
– Мои родичи здесь, – расслабленно пробормотал тот, полуприкрыв глаза.
Седоусый уже одевался под дубом, где на время обряда была сложена их одежда.
– Держи! – Он бросил парню серую рубаху, но тот все лежал, продолжая смотреть в небо.
– Что ты там углядел? – спросил второй парень и тоже глянул в небо сквозь ветви.
– Себя. – Радоха, на самом деле носивший голядское имя Равдан, наконец сел, будто очнувшись, потом вскочил, высвободил из шкуры нижнюю часть тела и подобрал с травы рубаху. – Который из шкуры вышел.