Княгиня Ольга. Сокол над лесами - стр. 30
– Так я не понял, – подал голос Размай, не переставая работать веслом. – Что за бесы это были?
– Они кричали «Хотимир!», – вспомнил Велеб. – Кто это? Где-то есть такой князь?
– Где-то? – Чарога сердито оглянулся на него от весла. – Да здесь! – Он кивнул на берег. – У дреговичей. Их старый князь, пращур их, был Хотимир. Это мы их дреговичами зовем, а они сами бают: хотимиричи мы, дескать. Не слыхал разве?
– И правда…
– Но чего им от нас-то надо? – Стояня, опомнившись, заволновался. Он и так страдал от боли в ноге – вывих, перелом, пока было некогда разбирать, – а от горя и волнения на глазах его блестели слезы. – Набросились… всех парней перебили! Боярина… всех! Вот же гады! Такие гады, я не знаю… как так, а, Чарога?
– Я тебе кто – Костяная Баба, что в лесу живет, а все знает? – рявкнул Чарога. – Свои головы унесли, и то пока благо! А что, почему – пусть князь разбирается!
– Князь? – Размай взглянул на него с недоумением. – Его же убили…
Когда впереди, совсем близко, засерели бревна частокола, Берест наконец опустил щит и обернулся. Тяжело дыша, оглядел площадку между избами и вежей. Площадка была густо устлана телами. Лежали друг на друге – белые сорочки, непокрытые головы, раскинутые руки. Киян в тверже и впрямь оказалось не более полусотни: наверняка Святослав киевский брал отсюда людей для войны в Деревах, но не восполнил ее потери. Мальчишка, чего с него взять!
Однако и сами древляне без потерь не обошлись. Числом они превосходили киян в несколько раз, но те значительно опережали их опытом в воинском деле. У древлян за спинами была одна военная зима – сражение на Размысловом поле и прорыв из Искоростеня. А у этих – та же зимняя война в земле Деревской, а до того – несколько дальних заморских походов. Далята в прежние годы слышал, как Перезвановы отроки хвастали своими подвигами у хазар, греков и сарацин. И хвастали недаром. Не все успели обуться и подпоясаться, но каждый вышел с оружием в руках. Даже с численным превосходством смять киян удавалось не сразу. И на беглый взгляд было ясно: своих убитых десятка два-три, раненых не меньше.
Однако это победа. Перезванца больше нет. Не в первый раз за последние полгода Берест видел сплошной покров из мертвых тел – будто колосья на току, – но впервые при этом зрелище его наполнило сладкое торжество. У них получилось. Наша взяла. Не всегда русам выходить победителями – как было в Малине, в Божищах, в Искоростене. Теперь они на себе узнают, как это – когда от целой дружины в десятки человек не остается никого.
Из ближайшей избы доносились женские крики, детский плач. Женщин и детей в Перезванце оказалось совсем мало – только домочадцы боярина и кое-кого из его старших. Никаких иных жителей здесь не было, и невинным не пришлось страдать.
– Я сказал, всех! – слышался рядом хриплый, раздосадованный голос Коловея. – Договорились же!
Берест обернулся: Коловей стоял перед самой большой избой – надо думать, боярской, – опираясь на копье, а перед ним Лихарь что-то доказывал, кивая в открытую дверь.
– Хватит болтать! – оборвал его Коловей. Крупные черты его лица, обычно открытые и выражавшие дружелюбие, сейчас придавали ему особенно мрачный вид. Темно-русые кудри потемнели от пота и прилипли к широкому лбу. – Нет, не возьмем в полон. Ни одна душа живая не должна знать, кто здесь был. Нет, не уведем. Я сказал, всех кончать! – вдруг рявкнул он, выпучив глаза, и Лихарь в испуге даже отскочил. – В Волыни обговорили все, что ты мне здесь мозги молотишь! Жалко тебе их? А они твою Видунь пожалели? Ступай!