Размер шрифта
-
+

Княгиня Ольга. Пламя над Босфором - стр. 57

Глядя на цветы, Хельги все время вспоминал Пестрянку. Когда он впервые с ней встретился, она уже носила убор замужней женщины, но при виде цветущих яблонь он невольно воображал ее в венке из таких цветов на русых волосах. Не так давно отцвели маки: в ту пору все эти склоны были залиты алым огнем с проблесками голубых глазков льна, и при виде их Хельги тоже мерещилась Пестрянка. Удивительное дело: первые двадцать пять лет своей жизни он не замечал никаких цветов. А теперь, в последние два года, стал замечать: как будто жена, войдя в его сердце, неплотно притворила за собой дверь и туда теперь по ее следам тянулись все новые посланцы красоты.

Лодка подошла к русскому стану в прибрежной долине. В полосе прибоя под ногами хрустели черепки. Каждый раз, выпрыгивая на песок, Хельги жалел, что ни в шатре, ни у костра не увидит Фастрид – ее выпуклый лоб, милый немного вздернутый нос, сосредоточенное выражение, придающее суровость юному лицу. В прошлом походе она была с ним, и оттого пустая долина становилась похожей на дом, а кострище на песке среди камней – на родной очаг. Тогда он беспокоился, как бы с ней чего не случилось, а теперь те дни в воспоминаниях казались ему прекрасными. Но идти в военный поход с новорожденным ребенком было уж слишком неразумно. И госпожа Йохевед отказывалась ее отпустить, и сама Фастрид сомневалась, что ей стоит это делать. Хельги оттягивал выход до ее родов, чтобы узнать, чем кончится, и к тому дню, как он вывел дружину к лодьям, жена едва начала вставать.

Вместо жены у шатра Хельги встретил Ольвид, из числа его старых хирдманов.

– От хазар вино привезли.

Хельги кивнул, расстегнул пояс, усаженный длинным рядом серебряных бляшек, снял кафтан, вытер рукавом мокрый лоб. В сорочке и хазарской «ушастой» шапке, прикрывавшей лоб и шею от палящего солнца, пошел за Ольвидом смотреть привезенное. У них с Песахом было условлено делить добычу сообразно численности дружин, и Хельги получал десятую часть всего, что Песах захватывал в окрестностях Херсонеса: зерно, скот, сушеные смоквы. Соленую рыбу тоже тот предлагал, но ее русы не брали – каждый день ловили в море свежую. Зато жареную свинину ели каждый день – Песах присылал им всех захваченных у поселян свиней, ибо самим хазарам те в пищу не годились. Взамен они забирали почти всех лошадей. Присылали пленниц, и в русском стане набралось уже голов двадцать молодых баб и девок: теперь именно они крутились у костров, доили коз и делали сыр, стирали сорочки на ручье. Русы почти обжились под серовато-белыми известняковыми стенами Херсонеса. Но Хельги каждый день этого стояния делался все мрачнее и мрачнее.

– Сгоняй к хазарам, узнай, желает ли Песах со мной повидаться, – велел он своему отроку, Тови. – Я бы подъехал.

Тови взял лошадь – из подаренных Песахом для удобства сообщения – и отбыл в хазарский стан. Песах привел с собой войско из пяти тысяч всадников, они осадили разом три греческих города в феме Херсонес, но сам булшицы находился здесь, возле главного города, где засел стратиг. Две тысячи Песаховых всадников со своими шатрами, захваченными стадами, пленниками из сел и предместий, с лошадьми требовали много места, и теперь хазарские кони паслись на полях и лугах, в виноградниках, в садах.

Страница 57