Размер шрифта

Княгиня Ольга. Пламя над Босфором - стр. 24

Гордость звучала в нем, когда он описывал богатое убранство, и сами звуки гусельных струн казались светлыми, будто играл он не на позолоченной бронзе, а на солнечных лучах.

Заслышав этот голос, Смилян перекрестился, то же сделали его родичи. Так делали почти все, кто впервые слышал, как Боян сын Симеона говорит и тем более поет. Казалось, этот голос шел из неведомых глубин мироздания и касался напрямую души каждого, кто его слышал. Особенно чаровал он женщин: они замирали и готовы были слушать сколько угодно – о чем бы ни шла речь. Что и подкрепляло Боянову славу как человека «знающего».

Как плывут по синю морю три кораблика,

А на них святой Андрей с дружиной верною:

Сорок с ним людей – святых мужей,

Все Христу творят молитвы – Сыну Божьему.

Всколебалось сине море, всколыхалося,

Закричал тут Царь Морской да громким голосом:

Ой ты гой еси, силен-грозен муж,

Ты зачем в мои владения пожаловал,

И зачем с тобой дружинушка хоробрая?

Отвечает ему сам святой Андрей:

Из числа дружины я Христовыя,

Я порушу твое царство все поганое,

Затворю ворота преисподние,

Да не станешь ты топить крещеный люд,

Погублять да души христианские.

Отвечает ему грозный Царь Морской:

Не боюсь тебя с твоей дружиною,

У меня дружина – посильней твоей,

Сто палат в моем чертоге да еще полста,

Вихри буйные – то слуги мои верные,

Волны синие – мои служаночки,

Я дохну – все море восколышется,

Свистну – вихри лютые возвеются,

Топну – скалы крепкие порушатся.

Размечу по свету стрелы острые,

На кого взъярюся – тому смерть придет.

Чем, святой Андрей, взамен похвалишься?

Чем порушишь царство мое славное?

Звон струн сгустился и потемнел: теперь в нем слышалось завывание бури, свист ветра, и каждый ощущал в душном покое дуновение соленого, холодного морского ветра. Становилось жутко, будто неукротимая стихия вставала во весь рост, знаменуя свое вечное торжество над слабым смертным.

Вслед за ключником пробравшись в хозяйский покой, селяне встали за спинами. Отсюда было видно лишь мерцание свечей, верхний конец стола заслоняли спины челяди. Но весь покой заполнял голос, шедший, казалось, с неба и одновременно – из глубины души каждого слушающего.

Отвечает ему сам святой Андрей:

У меня вода живая – слово Божие,

Моя сила – вера христианская,

Меч мой острый – сам Иисус Христос.

В нем людскому роду обновление,

Всем болезням лютым исцеление.

Тем порушу царство твое славное,

Сброшу тебя в бездны преисподние.

Тут огневался владыка – грозный Царь Морской,

Засвистел, владыка, по-змеиному,

Зарычал, змеяка, по-звериному,

Всколебалось сине море, всколыхалося,

Потонули разом три кораблика,

Да со всей дружинушкой Андреевой.

Как вознес молитву сам святой Андрей,

Наложил заклятье – слово Божие,

Повелел волнам сейчас унятися,

Мигом-разом стихли ветры лютые,

Унялись шальные волны синие,

Не посмели слова Божия ослушаться.

И пошел Андрей до Бела-острова,

По волнам пошел, как ровно посуху…

Не только селяне – все слушали, затаив дыхание: и сам багаин Самодар – немолодой грузноватый человек, толстощекий и толстоносый, с вислыми полуседыми усами, – и его приближенные, и дружина Бояна за длинными столами. Здесь, вдали от Великого Преслава и греческого двора царицы Ирины, все носили болгарское платье: полураспашные кафтаны с пуговками до пояса и полукруглым меховым воротником, с поперечными полосами золотной тесьмы на груди. Все брили бороды, оставляя длинные усы, а самые знатные выбривали и голову по бокам, в височных частях, волосы с затылка заплетая в косу.

Страница 24

На следующую страницу