Княгиня Ольга. Невеста из чащи - стр. 41
Даже у княгини, повидавшей немало дорогих вещей, захватило дух при виде такой красоты, и она не сразу сумела передать ожерелье обратно в руки мужа.
Драка меж тем прекратилась: противников разняли, развели по углам, умыли, напоили водой.
Нудогость все еще грозил оторвать Бодди все, что болтается, тот отвечал, что никогда больше в жизни не приедет к «этим невежам»…
Князь передал ему ожерелье, и тот удалился, провожаемый напутствием Держаны:
– А к глазу сырого мяса приложи, хорошо помогает, синяк быстрее сойдет!
Словом, пир удался.
О нем еще говорили несколько дней спустя, когда княгиня Всевида с сестрой и челядинками вышла прогуляться по берегу – размяться и подышать.
Все восемь детей возились под заснеженным обрывом: рыли пещеру, чтобы играть в «подземельного мамонта». В отдалении на пригорке пылал огонь: это горели праздничные костры на валах святилища. Но их оставалось только три: в знак того, что через три дня закончатся двенадцатидневные торжества солоноворота.
Здесь, у реки, вытянулись просторные избы и клети: в избах жили торговые гости, в клетях хранились их товары. Под длинным навесом лежали сани и стояли лошади, вдоль ограды прогуливались сторожа.
Сегодня Всевида чувствовала себя совсем здоровой и, как всегда, надеялась, что теперь уж доносит до срока безбедно. Держана вела сестру-княгиню под руку, чтобы не споткнулась. Она была старше лет на пять; внешне сестры были очень похожи, всякий признал бы в них единую кровь. Среднего роста, не пышные, скорее жилистые женщины, с рыжеватыми бровями, веснушчатыми носами, они были не так чтобы очень красивы, но миловидны. Держана уже сильно поблекла, лицо ее высохло и утратило румянец, три передних зуба потерялись, но она была бодра и жаловалась гораздо меньше, чем многие вдовы, оставшиеся с малолетними детьми.
– Я во сне сегодня видела, будто тебе двойню принести, – сказала вдруг она, оглядевшись сначала, не слышит ли кто. – Сына и дочку.
– Ох ты! – Весвида в изумлении глянула на нее. – Вот чего не хватало!
– А я думаю: похоже на правду! Живот у тебя как скоро вырос, а не понять, кто там: то одно думаешь, то другое.
– Да ладно, у нас уже и дочки, и сыночки есть, теперь кто ни будет – и слава Суденицам! Обошлось бы… Да у нас и не было в роду двойни ни у кого…
– Была, ты забыла. Гостяна, бабки Солокрасы младшая сестра, дважды приносила по двойне! А ты уже не молодица: это точно, что у баб на возрасте чаще двойни случаются. Правда, я про одну слышала, у той двоен было не то пять, не то шесть…
Держана всегда «слышала про одну» и знала неисчислимое множество случаев, примет и средств для всего на свете. А также помнила всю родню, свою и покойного мужа, не хуже самих Судениц. Здесь, в Зорин-городке, она всякий вечер вела долгие беседы с местными бабами: неустанно расспрашивала, кто кем кому приходится, с искренним любопытством разглядывала свадебные «родовые полотенца», охотно извлекаемые для этого из укладок, и разбирала родовые дерева старейших местных семей. Можно было не сомневаться, что вскоре она будет знать всю родню Дивислава лучше его самого.
Они дошли уже почти до крайних изб гостиного двора.
На широком пустыре перед ним зимой и летом нередко шумели торги – всякий раз, как придет очередной обоз. Сейчас снег был истоптан и примят – на недавних праздниках тут устраивали игрища, «медвежью борьбу» с настоящими медведями и поддельными. Глянув на пустырь, Держана фыркнула: вспомнила, как смешно ряженый «медведь» гонялся за молодыми бабами, норовя опрокинуть в снег и задрать подол.