Княгиня Ольга. Невеста из чащи - стр. 32
Как вдруг он подхватил меня одной рукой, Эльгу – другой, и закинул себе на плечи, будто мешки!
И понес дальше в лес, широко шагая и словно не замечая ноши.
От изумления мы даже было перестали плакать. Только две корзины с черникой остались сиротливо стоять под сосной.
Я закрыла глаза.
Висеть на плече было больно и неудобно, я шмыгала носом и вытирала его рукавами. Платок уже совсем сбился на шею, растрепанные волосы липли к лицу: никогда в жизни я не чувствовала себя такой несчастной.
За что? Я же ничего не сделала!
Мы ничего не сделали!
Мы слушались, не шалили, ничего не расколотили, вязали чулки и ткали пояса, смотрели за Кетькой… Раньше я была убеждена, что такие вещи случаются только с непослушными девочками, и вот… такая несправедливость!
Словом, я была разбита вдребезги и выброшена, как черепки от горшка – в мир мертвых…
Но вот медведь остановился и сгрузил нас на довольно мягкий мох.
После путешествия в полуподвешенном состоянии это было почти приятно, наши измученные мышцы получили облегчение. Мы торопливо сели и вытерли глаза, пытаясь понять, куда попали.
Я огляделась, ожидая увидеть вокруг обглоданные кости… и да, я их увидела.
Казалось бы, по пути сюда я пережила весь возможный страх – но нет!
Теперь волосы у меня зашевелились от ужаса, а к глазам, уже вроде бы иссушенным, прихлынула новая волна слез.
Кости были повсюду – они валялись кучками на моховой полянке, были свалены, будто хворост, под стенами избенки, до половины ушедшей в землю. Старые, высохшие, выбеленные, они усеивали поляну – ребра, позвонки, длинные трубчатые кости… черепа с оскаленными зубами, обломки рогов…
Иные были не так уж стары, и над ними вились мухи.
От ужаса мы заледенели, наши зубы стучали, мы не смогли бы вымолвить ни слова, даже если бы вспомнили хоть одно. Мы были в мире мертвых, и сейчас его хозяин набросится на нас…
– Ступайте в берлогу! – прорычал медведь, показав нам на вход. – Ну, шевелитесь, живее! А не то – съем!
Мы смутно уяснили, что если «шевелиться», то «съем» не будет… или будет не сейчас. Встать не вышло – не держали ноги, – и мы на четвереньках поползли к чернеющей дыре входа, повизгивая, будто щенки, наступая на подолы сорочек, и без того уже изгвазданные.
Избушка была совсем маленькой и низкой: серые бревна, зеленый мох и поросль на крыше. Двери не было вообще: просто черный провал. В этот провал мы скатились по двум-трем земляным ступенькам, а там отползли в угол и замерли, прижавшись друг к другу.
Наверное, сейчас он запрет нас здесь, чтобы съесть, когда проголодается…
Потом стало темно: это медведь заглянул в берлогу, загородив дверной проем.
Мы чуть слышно запищали от страха.
– Топите печь, берите просо, варите кашу, – приказал он. – А я пойду еще в лес, дров принесу. Как вернусь, чтоб все было готово. А не то вас самих съем, уж больно живот подвело! Вот такое дело…
В проем опять пролился дневной свет – медведь отошел.
Мы немного перевели дух: страшная гибель откладывалась.
Варите кашу… Кашу? Медведь ест кашу? Дома мы уже справлялись с этим делом – особенно вдвоем. Но там мы все знали: где что лежит и как за что приниматься. А тут?
– У него должна быть печка… – шепнула Эльга. – Если он велел варить…
– Здесь? – я огляделась. – Какая же тут печка?
– Смотри, вот там, в углу, что-то такое…