Княгиня Менжинская - стр. 22

– Точно ли тот самый? Панна Юлия поспешила развеять его сомнения:

– Он, тятенька, точно он! Я узнала его!

Не отрывая взгляда от серого разбойника, пан Юзеф не без удивления заметил:

– Как изуродована его морда! Федор объяснил:

– Мои мужики уверены, что это след пули. Зверь был подранен. Удивительно еще, что остался жив. Вероятно, это и явилось причиной того, что он начал мстить.

– Не думаю, – отозвался пан Толочко. – Я склонен придерживаться другой версии. Мой сын был уверен, что этот чертяка – оборотень. Это не рана, а следы кожи человека. Известно, что первобытные жители здешних мест были чародеями и по крайней мере раз в год на некоторое время превращались в волков.

Федор с недоверием отнесся к уже знакомому предположению. Ему даже подумалось, что пан Толочко шутит. Невольно улыбнувшись, он сказал:

– Вероятно, сия фантазия родилась потому, что люди в ту пору носили шубы шерстью вверх. Пан Юзеф сердито возразил:

– Это не фантазия! Мой сын не мог ошибаться! То, во что верил юный Фердинанд, теперь, после его гибели, стало святым для несчастного отца. Во всех поступках и выражениях сына старику виделся свет истины. Он наконец-то признал, что Фери был не чудаком, а романтиком и фантазером. Разговор прервался. Пан Юзеф насупился, словно его обидели, а через минуту и вовсе удалился в дом. Нет, неожиданный уход был вызван вовсе не обидой и даже не обострением горького чувства. Просто хозяин Вердомичей ощутил в себе какой-то перелом. Упрямец, человек сложившихся убеждений, он не мог быстро помириться с молодым Коллупайло. Чтобы сделать это, ему надлежало ответить на многие вопросы. Бедняга уже понял, что причиной интереса молодого человека к его дому является дочь. В этом не было ничего страшного. Да и лично к Федору он не питал антипатий. Тем не менее старик испытывал необъяснимую внутреннюю неудовлетворенность. Ему хотелось понять, что с ним происходит. Неожиданно оставшись один на один, панна Юлия и Федор поспешили устремить свои взгляды себе под ноги. Стоило пану Толочке удалиться, как оба позабыли и про волка, и про то, что двор полон слуг, бросающих в их сторону любопытные взгляды. Обоим чудилось, будто они кружат где-то в легком танце, невесомые и быстрые, как птицы. Этикет предписывал вести беседу, однако только пробуждавшееся, но уже хмелившее головы чувст во не позволяло им сказать ни слова.

По распоряжению хозяина клетку со зверем поставили ближе к въездным воротам – чтобы людоеда могли увидеть деревенские. Скоро у ворот собралась толпа. Люди были наслышаны о мазуровском оборотне. Одни, глядя на зверя, в страхе крестились, другие осыпали его проклятиями. И те, и другие благодарили молодого герутевского пана за его милосердное деяние.

Пан Юзеф недолго позволял дочери оставаться наедине с гостем. Вскоре он вернулся и, ободренный какой-то мыслью, сказал Федору:

– Ну вот что, пан смелый. Твой поступок заслуживает до стойной награды. Проси, что хочешь. Гость не смутился. Он давно знал ответ.

– Ничего так не желаю, пан Юзеф, как иметь разрешение на то, чтоб бывать у вас. Хотя бы изредка. Сделав вид, будто удивлен, старик тут же поинтересовался:

– А позволь, отец мой, узнать о причине этого желания? Как не похож был он в эту минуту на того спесивца, который еще несколько дней тому назад размахивал на мосту саблей и грозил искрошить Федора в капусту! Сегодня старик позволял себе даже улыбаться, обнажая при этом свои серые, будто выточенные из булыжника, зубы. Но чувствовалось, что за его доброжелательностью кроется подвох. Казалось, хозяин вот-вот взорвется.