Книга Извращений - стр. 2

– Ты только то и можешь, что жалеть себя. Ты можешь лучше – я знаю это. Можешь – но не хочешь. Скажи мне: почему ты такой урод… ой, прости.

Этими словами – твой патрон обвинит тебя в том, чем на самом деле – является он. У тебя же к тому времени – уже будет портрет заказчика, который будет платить тебе за то, что ты создаёшь новые миры.

– Готово, – скажешь ты, победно и театрально взмахивая кистью, будто перерезая ленточку в парк чудес, откуда никто не выйдет с закрытым ртом.

Ты отойдёшь в сторонку, чтобы патрон мог лучше разглядеть твой внеочередной шедевр. Но ты бросишь взгляд зрителя на свою работу; ты улыбнёшься и подымишь подбородок от переполнившей тебе гордости. Ты повернёшь голову в сторону патрона и увидишь, как восторг на его лице переходит в ужас, от которого у него раскрываются глаза до допустимых природой пределов и усы становятся параллельными потолку. Спустя секунду, он схватит холст. Он будет рвать его ногтями, зубами; топтать ногами. Ты будешь смотреть, как гибнет плод многих твоих бессонных ночей и литров пота; ты будешь смотреть, как мир лишится ещё одного шедевра – и ты даже не моргнёшь. Лишь когда холст и масло станут грязью, ты тихо спросишь своего патрона – у тебя, измученного, не будет сил даже повысить голос:

– Зачем?

Патрон будет тяжело вздыхать, будто пробежал до этого марафон; он будет плеваться словами сквозь потоки вдохов и выдохов:

– Это была ошибка. Прости меня, но мир – ещё не готов к подобному. Иногда, искусство – может принести больше вреда, чем атомная бомба. Художники – играют с очень опасными инструментами: сознанием и душой… Разумеется, я заплачу.

Он выдохнет с такой силой, будто захочет сдуть пол и весь дом, в котором вы будете работать. Он начнёт пересчитывать деньги, медленно возвращая воздух необъятным лёгким. Он закончит считать и протянет тебе пачку банкнот.

– Я делал это не ради ваших бумажек, – скажешь ты, однако, быстро спрятав деньги в свою куртку, грязную от масла.

– Тогда, верните их, – сказав это, толстяк начнёт смеяться.

Ты дашь ему пощёчину и скажешь, тыкая пальцем прямо ему в лицо:

– Я запомнил, что нарисовал; и нарисую снова – для себя.

Его улыбка станет шире.

– У тебя – большое будущее, сынок. Но я скажу тебе: тебе никогда не удастся повторить то, что ты сегодня сделал при мне. Тебя ждёт шедевр, который перевернёт всё искусство. Но до него – ты ещё не дорос.

После этих слов, его улыбка исчезнет.

– А теперь, – скажет он, – вон отсюда.

Ты развернёшься и зашагаешь прочь – к выходу – подчеркнув свой гнев, стукнув ногой о двери. Ты тяжело вздохнёшь, упершись лбом в ладонь – от душевной боли. Затем, посмотришь в небо – ты всегда находил утешение в высоте.

У тебя в куртке: будут деньги, о которых ни один псевдо-богемный каляка-маляка не сможет и мечтать. И кто скажет, что ты потеряешь после этого власть над миром?! По крайне мере – ты всё ещё будешь принадлежать себе. А тогда – это будет самым важным.

Ты захочешь развлечься – дать отдых телу и духу. На твоём лице проскользнёт та самая улыбка, которая сделает мокрыми юбки не одного десятка женщин. В этом изгибе рта – поэт прочёл бы всё лёгкость и беспечность бытия. Ты достанешь фотографию девушки, которую будешь помнить до своего шестидесятилетия; и скажешь ей, которая стояла тогда по ту сторону фотоаппарата в далёком прошлом: