Книга 1. Людомар из Чернолесья - стр. 14

***

Возвращение ребенка не оказалось радостным. Мужичонка, протрезвев и поняв, что вместе со своей честью он продал у харчевни и сына, повесился, от чего его жена пришла в еще большее отчаяние. Пасмаска билась в истерике и оглашала обветшалую хибарку истошными воплями в тот момент, когда людомар вошел внутрь, сопровождаемый молчаливым конвоем из деревенской детворы, любопытно-пораженной видом лесного охотника.

– Ой, что же ты наделал-то! – набросилась голосящая баба на сына. – Папку извел! – С этими словами она со всей своей бабьей дури начала хлестать мальчика по щекам.

Людомар стоял с заткнутыми руками ушами и с удивлением смотрел на нее. Охотнику трудно понять то множество эмоций, которые часто охватывают пасмасов. Собственно, этим, да еще своей неопрятностью и бедностью данный народец и знаменит.

Даже рассказ Сына Прыгуна о том, что мальчик никуда не сбегал, а был продан отцом за кристаллы тепла, ничего не изменил. Потеряв кормильца, женщина вконец обезумела. Держа на руках ребенка, девочку лет трех, пасмаска покачивалась взад и вперед, обводя безумными невидящими глазами пространство перед собой. Разум ее просветлел лишь в миг, когда глаза натолкнулись на людомара.

– Ничего не дам! – не своим голосом заорала она. – Прочь! Ничего не получишь! – Она едва не швырнула дочерью в охотника. – Уйди прочь!

– Нельзя так, Дорива! – зацыкали на нее со всех сторон.

– Нечего мне ему дать. Нет у меня ничего! Пусть не ожидает… Тьфу-тьфу-тьфу! – Глаза пасмаски неожиданно округлились. – Это ты виноват, – вдруг подступила она к охотнику, – ты накликал беду… поганый…

– Что ты! Что ты?! – замахали на нее со всех сторон, ибо вся деревня знала, что именно Дорива пошла к людомару, а не он пришел к ней.

– Доря, – прокралась к женщине старуха, сморщенная настолько, что под наплывали обвисшей кожи было трудно разглядеть ее лицо. Старуха что-то зашептала пасмаске, и та умолкла. – Надо отдать, – принялась повторять советчица, поглаживая безутешную женщину по голове. – Не то вернется он, и скот наш пожрет.

С чего пасмасы взяли, что людомары мстительны, никому доподлино неизвестно, но факт оставался фактом: людомары не испортили ничего ни одному пасмасу, но этого словно и не было – все обвиняли их во вредительстве.

Людомар развернулся, и хотел было уходить, но старуха заметила его движения, бросались вслед, изъявив незаурядное мастерство в прыжках и беге, и остановила охотника, преградив ему путь:

– Уходя – не уйдешь, возвратясь – не вернешься! – крикливо припевала она, пританцовывая. – Убереги нас, Зверобог, от возврата слуги твоего на веки вечные с дурными мыслями. Не уходи от нас, – по-доброму обратилась она к людомару, – а коли пошел, так возьми от нас. Не можем делиться ничем, так хоть плотью своей поделимся с тобой. Возьми вот нас в ней.

Из-за спины старухи к людомару вытолкнули малюсенький комочек, смотревший на него широко открытыми от ужаса карими глазами. Комочек дико трясся.

– Сиротка она. Не взыщи. Более не знаем, что отдавать. Нету у нас более ничего! – С этим старуха, подпрыгивая, отошла прочь и встала в углу, подле какого-то пасмасского божка.

Людомар отмахнулся, не нужно мне, рыкнул, развернулся и пошел прочь. Маленький комочек под науськивание и угрозы поселян заспешил за ним.