Клюквенники. Записки опера антикварного отдела - стр. 16
– Полиция! Откройте! Граждане сообщили, что у вас из квартиры доносятся крики.
И тут начинается милый ушам одесский базар:
– У меня-таки крики? У меня нет никаких криков. У меня нет никого, кроме меня! Вас ввели в страшное заблуждение!
– Откройте, мы проверим?
– Какой негодяй сказал вам, что у меня крики?
– Соседи!
– Какие соседи?
– Ваши соседи.
– Я сейчас узнаю у этих соседей.
Контрабандист выходит на балкон и начинает орать всем своим соседям одновременно:
– Какой такой негодяй сказал, что у меня кричат?.. Петрович, я так и знал, что это ты!
Этот базар длится минут пятнадцать, пока патрульный не объявляет, что сейчас будет ломать дверь.
– Ладно. Я открою, – сообщает контрабандист. – И вы убедитесь, как неправы.
Ну а дальше, открыв дверь, жулик видит сцену – патрульный отступает в сторону, в квартиру заходим мы. И я торжественно предъявляю постановление об обыске.
– Я так и знал, – с мрачной обреченностью объявляет контрабандист.
И начинается акт жестокого и циничного надругательства над честным эмигрантом – то есть обыск «ни в чем не виноватого» американца советского происхождения. С горестным заламыванием рук и обвинением русских правоохранительных органов во всех грехах. В своих грехах каяться контрабандист не спешит. И не может объяснить, откуда в его шкафу поддельные печати, левые таможенные декларации, куча всякого антикварного барахла.
Из шкафа я извлекаю большой портрет Сталина, с интересом рассматриваю его. И контрабандист пафосно изрекает, тыкая пальцем в вождя СССР:
– Скажите мне, ну что-то в России изменилось со времен этого человека?
– Изменилось, – мрачно отмечаю я.
– Что же? – с интересом смотрит на меня эмигрант.
– Порядка меньше стало.
– Ну вот! – восклицает он, хватаясь за сердце и выражая всем видом презрение к наследникам кровавой гэбни.
Эх, знал бы он еще и то, что у меня дедушка был заместителем у Берии…
В итоге закрыли мы его в уютной камере для иностранцев. А заодно и двоих подельников, точнее, подельниц. Одна была риэлторшей, подозревалась в том, что некоторые ее клиенты умирали не своей смертью после сделок с квартирами. Другая работала экспертом Министерства культуры и пачками за долю малую выписывала экспертные заключения, дающие основания для вывоза культурных ценностей.
Этот человек был просто ударник контрабандного труда. Незаметный боец невидимого фронта по разграблению России и тотальному освобождению ее от предметов культурного наследия. На него работали барыги, ворюги антиквариата и прочая шушера во многих регионах России, в основном, по «Золотому кольцу». Как он в разговоре их ласково назвал:
– Это мои рабы.
Вот эти рабы и собирали ему иконы, оклады, предметы культа и прочие вещички, которые здесь стоят мало, а за океаном, многократно вырастают в цене. Всего он отправил за рубеж двадцать пять грузовых контейнеров с российскими культурными ценностями. Один из которых арестовало Министерство безопасности США, по его наводке и было возбуждено уголовное дело.
Помню, на совещании с МБ США присутствовал его официальный представитель в России – такой классический, как из голливудских фильмов, уже пожилой, с грустными глазами, поджарый полицейский барбос двухметрового роста. Он показался нам своим в доску, особенно когда доверительно произнес: