Ключи от ландышей - стр. 27
Жду.
Так и есть, – не воспринимает.
Посылаю новый сигнал, еще надеюсь на что-то.
Нет ответа.
Командую сам себе:
Бежать.
Бежать.
Прочь – от того кошмара, который я вернул к жизни.
Разворачиваюсь, ускоряю шаг, больше, больше, больше. Тут же выстреливает задача – вернуться, немедленно, вернуться, остановить это, непонятное, неведомое, что выпустил своим безумием…
Снять задачу, говорю я себе.
Снять задачу.
Снять задачу, снять задачу, снять, снять, снять…
– Велл!
Сначала даже не понимаю, откуда этот звук, потом спохватываюсь…
– Велл!
Сомнений не остается.
Это он.
Он.
Оборачиваюсь.
Уже хочу ответить – велл, что-то подсказывает снять задачу, запросить дополнительную информацию…
Велл.
Скважина.
Колодец.
Добро.
Отчаянно пытаюсь понять, что он хочет.
Наконец, память подбрасывает еще одно значение:
Ну.
Ну…
Оборачиваюсь:
– Велл!
Он пытается двигаться ко мне, падает. Начинаю сомневаться, сможет ли он защитить Цитадель, да что значит – ли, конечно же, нет…
– Экскьюз ми…
Память снова подбрасывает мне что-то, – пытаюсь понять, за что он просит прощения, тут же понимаю, что нет, не прощения просит, хочет обратить на себя внимание…
Наклоняюсь к нему:
– Велл?
– Хелп… хелп ми…
– Это сложно, – говорит он.
Хочу поставить в память усложнение задачи, что-то останавливает меня.
Что-то…
Он снова смотрит на карту цитадели, на расположение войск, показывает недовольство – не звуками, движениями гибких покровов.
Сложно.
Я хочу намекнуть ему, что не могу навечно остановить время в Цитадели и вокруг неё, рано или поздно время сорвется с цепи, снова завертится сумасшедшая битва, падет Цитадель…
Он обреченно смотрит на меня, откашливается:
– Я… понимаете… я один не справлюсь.
– Мы вам поможем.
Тихий смешок.
– Да что вы… понимаете… я же только математик, я вам чем помогу… тут физики нужны, механики, тактики, стратеги, историки…
Не выдерживаю:
– Где их…
– …я знаю.
– Вы…
– …я знаю, где их взять.
– И…
Он называет координаты.
Понимаю, что это далеко.
Слишком далеко.
Века.
Века.
Века.
Думаю, насколько я смогу остановить время, прежде чем оно оборвет уздечку…
– Как долго добираться туда? – спрашивает он.
Я говорю, сколько веков.
Он становится белым.
– Вы снова положите меня в гробницу.
Информация подсказывает мне, что его и правда нужно положить в гробницу, иначе не доберется, истлеет, рассыплется в прах…
Он смотрит на меня недоверчиво. Настороженно.
– Вы… вы разбудите меня потом?
Киваю:
– Конечно же.
– Вы… вы мне это, давайте… без глупостей… А то смотрите, даже не представляете, что я с вами сделаю…
Спрашиваю память.
Память говорит – даже не вздумай не сдержать обещание, даже не вздумай не открыть гробницу через века и века пути…
– Что вы везете?
Понимаю, что мне не отвертеться, что сейчас придется отвечать, отвечать как есть, и…
Я называю, что я везу.
Страх.
Я вижу его страх.
Я делаю то, чему научил меня этот… этот…
Часовой замирает.
Я прохожу мимо, я могу сделать что-то, чтобы часовой обратно размёр, – но я этого не делаю, я снимаю задачу – размереть часового, я, черт возьми, снимаю эту задачу, я снимаю эту задачу который раз, она не снимается, Я. Снимаю. Задачу. Переключаюсь.
Так нельзя, говорит Бета.
Так нельзя, говорит Зет.
Так нельзя, говорят все.
Так нельзя, говорю я.
Я уже сам понимаю – так нельзя.
Вот так.
Я смотрю на гробницу, которая закрыта, черт возьми, закрыта, на гробницу, которую не надо открывать, я смотрю на остальные двенадцать гробниц, которые можно не открывать, вернее, не так – нужно не открывать, я снимаю задачу.