Ключ - стр. 24
– Она пришла со мной, и я уверен, она не отсюда. Она выглядит, как нормальный ребенок, как любой человек там, откуда пришел я.
– Старый мир? И вы действительно вышли из лабиринта? – Рокти целеустремленно двинулась вперед, меж деревьев, куда‑то в глубь леса, я догнал ее. – Знаешь ли ты, что ход был закрыт, а лабиринт действительно проклят? Это место обходят стороной не зря.
Едва ли я смотрел, куда ступаю, просто шел рядом, боясь упустить слово, едва успевая уворачиваться от ветвей, вырывающихся из рук охотницы.
– В смысле?
– Вы долго плутали?
– Может быть, сутки.
– Мало. Можешь считать, вы прошли по прямой. В лабиринте плутают неделями. И редко кто сохраняет рассудок и память. Не это главное. Ход открыт только тем, у кого есть ключ.
– Ключ? У кого есть ключ?
– Извини. – Она вдруг остановилась, и я замер с нехорошим предчувствием. Рокти стояла, глядя мимо, щурясь, шевеля губами беззвучно, прикидывая что‑то про себя. – Но, кажется, ты не сможешь вернуться назад тем же путем. Я вообще не уверена, что ты сможешь вернуться.
Я запоздало оглянулся. Деревья плотно скрыли поляну с глаз.
– Стой! – Нежданно накатила паника.
– Я никуда и не бегу. – Она снова смотрела с насмешкой.
Я почувствовал злость и смущение.
– Девочка провела тебя сквозь. Она сможет и вернуть обратно. Один ты будешь бродить сутками, без надежды выбраться. Хотя бы на поверхность.
– И что же мне делать?
Казалось, она ждала этого вопроса, взяла за руки, заглянула в глаза глубоко, произнесла проникновенно:
– Пойдем в клан! Мы поможем тебе. Пока не поздно. Пойдем!
– Что такое лабиринт?
Монсегюр был осажден. Почти год крестоносцы стояли под стенами, ночью – освещая узкую долину кострами, днем – ворочаясь неспокойно всей своей десятитысячной массой. Еще под Рождество предатель провел христово воинство секретными тропами на восточный хребет. Огромные валуны, выпущенные тяжелой катапультой, медленно и до умопомрачения легко прошивали ярко-синее небо, играючи крошили каменную кладку. Пятиугольник крепостных стен оседал под размеренным, неспешным обстрелом. Горы гудели умноженным эхом. Девять месяцев держал оборону замок. Всего лишь с сотней воинов, не больше. И едва ли во всем замке осталось свыше сотни Совершенных, когда Бертран Марти решился, наконец, капитулировать.
Глядя с крепостной стены вниз – на хозяйничающих во дворе замка рыцарей в белых плащах с черными крестами, – Кламен нервно теребил фибулу. Простая оловянная вещица, украшенная изображением пчелы, всегда вселяла в него уверенность, одно прикосновение к ней поддерживало в самые трудные минуты осады. Сегодня олово казалось особенно холодным, и жар дрожащих в лихорадке рук не мог согреть его.
Они пообещали жизнь… за отречение. Перережь глотку псу – и ступай на все четыре стороны, ты свободен! Добрые католики… Плечи его дернулись конвульсивно, он чуть пошатнулся.
Кламен дрожал: то ли от гнева, то ли от холодного, остужающего горячий пот, ветра. Смирить клокотавшее бешенство не удавалось, разум казался как никогда ясным, дух же – смятенным. Будто это ярость сжигает его изнутри, кипит, сотрясая тело грудным кашлем.
Амьель подошел неслышно сзади, положил руку на плечо, испугав. Кламен прикрыл глаза, перевел сбившееся было дыхание.
– Тебе хуже? – Друг внимательно вглядывался в лицо, молчал, терпеливо ожидая ответа. Кламен едва собрался с силами, усмехнулся криво.