Клятвы мертвых птиц - стр. 48

Василису от сыра, попахивающего козой, и чёрствого хлеба уже тоже подташнивало, но выбирать не приходилось, и она продолжала молча жевать, тихо надеясь, что в Тёмном Лесу удастся разжиться дичью, если, конечно, в тех местах она вообще ещё осталась.

Мешко водрузил на огонь котелок и засыпал в воду трав из мешочка на поясе. В студёный воздух потянулись ароматы мяты, смородины и ромашки. Кирши вернулся из берёзовой рощи с корой и охапкой веток. Мешко придирчиво осмотрел каждую, погладил, вытягивая чарами лишнюю влагу, и подбросил в костёр.

– В роще есть гнездо гулей, старое и явно заброшенное. Думаю, опасаться нечего, – сказал Кирши, усаживаясь на камень рядом с Василисой. Она придвинулась ближе, разломила свой кусок сыра и протянула ему половину. Кирши благодарно кивнул.

– Мой дед говорил, что нечисть чует перемены и всегда уходит с насиженных мест. В его времена нечисти было мало, но и она начала бесноваться незадолго до войны, – задумчиво проговорил Мешко.

Никто ему не ответил, а Василиса задумалась, могла ли нечисть чувствовать, что чернокнижники что-то замышляют. Она вспомнила свою встречу с Лихо, обещавшим, что солнце больше не взойдёт, и рассказ Кирши аж о четырёх ночницах в одной деревне. Возможно, они и правда знали о грядущих переменах, а может, попросту бежали из деревень и лесов в тех местах, где чернокнижники превращали жителей в волколаков, или скрывались от их чар, не желая становиться оружием в чужих битвах.

В сознании всплыли слова пророчества странной северной шаманки по имени Ма. Они горели, высеченные в мозгу, будто клеймо, не позволяя забыть.