Клятва разведчика - стр. 17

Об этом не хотелось и думать. Как не хотелось думать и о том, что тут хозяйничают настоящие немцы. Нет, не немцы. Немцы – это были те ребята, которых мы видели, когда ездили в Данию. Веселые, в яркой форме со множеством нашивок, дружелюбные, перенимающие у нас русские словечки. А здесь нет таких немцев.

Здесь – фашисты.

Я развязал узел галстука и, бережно его сложив, спрятал в кармашек для ножа на камуфляжных штанах. Не знаю зачем – скаутский галстук был зеленый, а не красный, как у пионеров в эти годы. Потом поднялся и начал красться через лес обратно, к дороге.

Я не боялся заблудиться. Кроме того, во мне еще жила неистовая надежда, что все само собой «устаканится» – точно так же, как само собой произошло. И все-таки возле дорожной обочины я сидел в кустах не меньше получаса.

Жизнь в деревне была, я слышал звуки, но какие-то вкрадчивые, осторожные – дверь скрипнет, пара слов донесется… Ни собачьего лая, ни каких-то признаков домашней скотины или птицы не имелось – как отрезало. Чтобы идти обратно к той яме, надо было повернуться спиной к деревне, и, хотя ее скрыл поворот, я оглядывался почти на каждом шагу. Мне почему-то казалось, что немцы именно там, сзади.

Я забыл, что они могут быть везде. И попался, как последний щенок, а не как «медведь».

Они вышли из леса буквально метрах в десяти от меня – там сворачивала в сторону какая-то тропинка. И – высшая степень досады!!! – явно меня не видели до последнего, уделяй я побольше внимания тому, что впереди, все было бы благополучно, я бы успел спрятаться. А так мы – я и двое немцев – обалдели почти одинаково и смотрели друг на друга секунд десять.

Не знаю, что они увидели и за кого меня приняли. Но когда я повернулся и пошел – как в глупой комедии поступает герой при неожиданной и нежеланной встрече – обратно, они еще столько же недоуменно переговаривались, не окликая меня. А я шел, как во сне, все больше и больше убеждаясь, что это неправда. И даже когда один меня окликнул, в его голосе было скорей недоумение и даже какое-то расположение:

– Хай, ду, гитлерюгенд! Вохинст ду?![7]

Я отмахнулся рукой, не оборачиваясь. И тогда один из них крикнул – уже строго, хотя еще и не зло:

– Хэй, кнабэ, цурюк, шнеллер![8]

И я сделал еще одну глупость. Я не прыгнул в кусты, а побежал по дороге. И продолжал бежать, пока не услышал выстрел и не замер на месте, боясь оглянуться.

Немцы, судя по звукам, бежали ко мне. Один что-то сердито кричал другому, тот вроде бы оправдывался. Я повернулся – медленно, не дыша – и теперь рассмотрел их как следует.

Они правда походили на немцев из фильмов – именно с таким оружием, в серой форме с большими карманами, в пилотках, обоим где-то лет по тридцать. Лица у них были сердитые, но не злые. Они что-то говорили, перебивая друг друга, один дал мне подзатыльник, но несильный, и во мне опять ожила дикая надежда: кино! Да кино же! А это артисты из Германии…

И тут же все переменилось. Они примолкли, приглядываясь ко мне. Один спросил:

– Шпрейхн зи дойч?[9]

Вопрос я, конечно, понял. И медленно покачал головой.

– Ти рюски? – сразу спросил второй.

Какой смысл имело говорить «нет»? А «да» сказать было так страшно, что я промолчал. И понял, до чего это жутко: бояться сказать, какой ты национальности. Для меня всегда было естественно, что я русский.