Клуб самоубийц - стр. 13

Азарт продолжал будоражить, удачливый игрок тоже подошел к стойке и взял трубку телефона. Слушая длинный гудки (неужели ужин с Миленой так затянулся, а они, наверное, в кино), край глаз отметил высокую, в малиновом вельвете спину, черные длинные волосы, оглаживаемые тонкими (бриллиант на безымянном пальце) руками (где-то я видел эти руки), и тут же – сонное «аль-о-о».

Тетушкин чай с бергамотом пришелся очень кстати. Пе́трович уютно устроился в глубоком кресле, потягивал жгучий напиток и заедал его пирожками. Тетушка готовилась к его визиту.

– Я знаю, что ты пришел не за деньгами. – Она отхлебнула чай из блюдца и надкусила кусок сахара, лежавший рядом (навечная привычка войны). – Не в твоих правилах просить, не отдав прежнее. Поэтому я очень, очень рада твоему сегодняшнему приходу. Лакомься. Но… Уже почти время обеда. Может, останешься? У меня рыбные тефтели. С овсяными хлопьями. Под томатным соусом. С капелькой лимона и красного вина.

Пе́трович смаковал тетушкин домашний уют. Конечно, он останется на рыбные тефтели. Холостяцкий быт последних лет был неприхотлив, очень рационален, весьма комфортен, но ему не хватало теплоты женских рук. А здесь… Пе́трович выдерживал паузу перед приятным для тетушки известием. Она никогда не работала, ее более чем обеспечивал муж, известный архитектор, она и сейчас жила на проценты с его сбережений, но всегда чем-то занималась. До войны – благотворительной деятельностью в театральных кругах, поддержкой забытых и начинающих актеров, (ей на это удавалось собирать с бомонда приличные суммы), во время войны – Красный Крест. А последние годы, после смерти мужа, она переключилась на тему защиты животных, также собирала деньги на приюты, теперь для бездомных кошек и собак, выводила студентов на пикеты к городскому зоопарку и вела еженедельную колонку в дамском журнале. Она категорически не хотела переезжать за город – ей с избытком хватало роз под окнами – и продолжала жить в еще довоенном, окруженном с трех сторон садиком, изящном домике, поставленном по проекту ее мужа в самом центре богемного квартала.

– Ну, так – что? Тефтели?

Пе́трович, дожевывая очередной пирожок, утвердительно заурчал. Тетушка допила свой чай, собрала приборы и вышла на кухню. Там послышалось стуканье сковороды. «Это не сковорода, а сотейник, сколько раз я тебе об этом говорила!» – тетушка постоянно корила его за приверженность к скорым готовым блюдам и настойчиво, но пока безуспешно агитировала его: «У тебя наверняка получится!» – научиться готовить. Потом что-то звякнуло, и тетушка появилась в гостиной, держа в одной руке два резных стакана, а в другой – такой же резной лафитник. Какой обед без ее кюммеля[13].

Нет, он усмехнулся про себя: «От вас никуда не убежишь». Он вспомнил, как мальчишкой обрадовался, найдя на страницах «Прощай, оружие» это с детства знакомое слово. Но моя тетушка – не мисс Ван-Кампен, а я – не Фредерик Генри. Так что, Старик, спи спокойно.

– Тефтели разогреваются, на салат у нас редиска, сейчас принесу, и мы будем готовиться к горячему, – она поставила стаканы с лафитником на стол и опять вышла на кухню. Пе́трович подождал, пока она не вернулась с двумя блюдцами редиски, украшенными веточками сельдерея, взял лафитник и аккуратно наполнил по треть рюмки.